Венеция «изнутри» выглядит совсем не так, как с парадного фасада, со стороны Большого канала и площади Сан-Марко. Иначе и быть не может. У каждого города, как и в каждом доме, есть нарядный фасад и задние комнаты. Но в Венеции даже задворки удивляют. Узкие переулки, которые называют не «вне», как в других итальянских городах, а «калли»... Уютные площади, тоже имеющие свое особое имя — «кампи»... Таинственные черные каналы, где дремлют на воде узкие гондолы...
Я иду по тесным «калли» и «кампи». Звук шагов звучит громко, на целый квартал. В Венеции нет машин, и потому необыкновенно тихо — мои шаги и шаги встречного отдают в ушах громом.
Вот над темным каналом светится маленькое окошко. Мягкий свет лампы, герань в горшке, стоящем на крохотной полочке с наружной стороны, женский профиль мелькнул за занавеской... Где-то здесь живет знакомая семья — коренные венецианцы. Здесь их прадеды жили и сто, и двести лет назад. Та же была тишина, такие же камни на мостовой, такие же черные гондолы покачивались на волнах у высоких свай, словно вороные кони на коновязи...
Прогулка по центральной части Венеции занимает примерно полтора часа. Вот здание, где умер Рихард Вагнер. Вот гостиница, в которой любил останавливаться Чайковский. Вот знаменитый «мост вздохов» — по нему проводили в тюрьму преступников, и через маленькое окошечко несчастные могли в последний раз увидеть голубое небо. Вот место на самом краю площади Сан-Марко, где убийц и врагов венецианской республики закапывали живыми вниз головой...
На другой день погода переменилась. Выглянуло яркое солнце, под его лучами лагуна заискрилась, заиграла изумрудным светом. На набережной Дельи Скьявони — «Славянской» (свидетельство давних связей наших стран) — появились толпы гуляющих. Словно проявились краски — стали яркими и разнообразными одеяния туристов со всех концов света, и пестрые ларьки торговцев сувенирами, и тенты над столиками ресторанов и кафе, и византийские мозаики на фасаде собора Сан-Марко.
С залива дул сильный ветер. На набережной Дельи Скьявони гулко хлопали флаги, наполненные ветром, а над зелеными волнами лагуны носились горластые суетные черноголовые чайки.
В Венеции даже обычное становится исключительным. Шум уличного движения днем — это ленивое биение лодочного мотора или неспешные удары весла гондольера. Стоя на корме узких лодок, эти крепкие парни в синих шерстяных робах и соломенных шляпах, украшенных красными лентами, гребут с изумительной ловкостью. Простое, казалось бы, дело: лодка и весло, но и они в Венеции не такие, как всюду.
