Я утвердительно кивнул. Англичанин — а может, американец — потоптался на месте, затем отошел к своему приятелю и стал что-то объяснять. Было заметно, что они явно разочарованы.
Вскоре послышался стук мотора, и к дебаркадеру наконец причалил вапоретто. Молодой матрос в синей робе отодвинул дверь на шарнирах, выпустил пассажиров, спешивших на вокзал, а затем впустил нас.
Парни с рюкзаками тоже сели. Подошли еще двое — мужчина и женщина. По всей видимости — состоятельные венецианцы: несмотря на дождь, на них были меховые шубы.
Они переговаривались на певучем наречии, которое довольно сильно отличается от классического итальянского языка. Венецианцы так растягивают слова, что кажется, будто они исполняют арии.
Вапоретто, нырнув под горбатый мост, вырулил на другой канал. Я стоял на палубе, подставив лицо осеннему ветру, насыщенному влагой и запахами моря, и всматривался в темноту.
Пароходик двигался очень медленно — скорость судов в Венеции ограничена постановлением муниципалитета, чтобы волны от винтов не расшатывали фундаменты зданий. Водные дороги здесь ничем не отличаются от сухопутных: к фасадам и мостам прикреплены знаки, регулирующие движение.
Мимо в молчании и мраке тянулась вереница величественных каменных дворцов. Дождь кончился, из-за туч выглянула луна, и стало светлее. На стенах домов можно было различить мозаичные украшения, позолоту вдоль канала вставали резные мраморные колонны, большие «венецианские» окна почти повсюду были за крыты деревянными ставнями, но встречались и исключения. Кое-где горел свет, и тогда в желтом электрическом квадрате виднелись то огромная люстра из матового стекла, то рама старинной картины, то разукрашенные балки деревянного потолка. Впрочем, освещенных окон было мало. Большинство дворцов в городе осенью и зимой пустует — хозяева приезжают сюда только летом. Город кажется покинутым жителями.
У подъездов домов, где ступеньки спускаются прямо в воды канала, горят фонари, освещая покрытые вековой плесенью стены. Белая плесень — словно седина истории на черной закопченной стене. У подъездов из воды торчат частоколы свай — привязывать лодки и гондолы. Чем богаче дом, тем наряднее сваи. Порой это настоящие произведения искусства, с резьбой и позолотой, пестро раскрашенные, с медными бляхами, на которых выбит герб хозяина особняка.
Вапоретто, замедляя ход, подползает к дощатому дебаркадеру, и я схожу на берег. Огромная площадь Сан-Марко вся залита светом. В лучах прожекторов искрятся разноцветные мозаики собора и мраморная скань Дворца дожей. Толпы туристов стоят, задрав головы, перед высокой колокольней, похожей на школьный пенал, поставленный на попа. Столики кафе пусты, музыканты небольшого оркестрика уже закончили играть и укладывают под тентом свои инструменты. Площадь похожа на сцену театра, где только что закончился спектакль.
