Наворачиваются на колеса километры красно-бурой саванны. Трудно представить эту выжженную плоскость в зарослях колючек, канделябрового молочая зеленой и цветущей. Такая она, как говорят, в сезон дождей. А Житченко тем временем продолжает про экзотику.
— В письме из дома про львов спрашивают. В здешних местах они, конечно, водятся, но сейчас к реке отошли, километров за пятьдесят от нас. Там места повлажнее — дичи больше. Зато нам житья не дают гиены: кружат вокруг буровой, стащить что-нибудь съестное норовят. В Дыре-Дауа они аж на городские окраины забегают, вертятся около свалок. Ночью на охоту выходят, глаза сверкают красным огнем. И спать не дают — пригнут морду к земле и воют. Если антилопу настигнут, сразу перебранка начинается, вроде хихиканья — добычу делят.
...Из придорожных кустов выпорхнула странная птица, похожая на сороку, но с желтой головой. Стаей промчались легконогие маленькие антилопы с закинутыми назад острыми рожками, мелькнув белыми задиками. Следом желтой молнией сверкнул, словно спринтер, рвущий финишную ленту, стремительный зверь.
— Ух, как гончая пролетела...— вздохнул мгновение спустя Юрий.— Чемпион среди зверья по бегу — гепард. Гнал «томми» — газелей Томсона. Они быстрые, увертливые, их в саванне много. Но «томми» от гепарда не убежать. Иногда едешь, а он вдоль дороги несется, в момент машину обгонит, и нет его — исчез за кустами. Но о гепарде все знают, что он хороший охотник, а ведь гиены, если стаей накинутся, много могут антилоп порезать.
До приезда в Эфиопию мне, как и многим, казалось, что гиены трусливые и способны лишь воровать остатки добычи у львов или леопардов. Оказалось, однако, что пятнистые гиены сами неутомимые и смелые охотники, а крупные хищники часто лишь отгоняют их от законно принадлежащей им добычи. Гиены к тому же хитры и изобретательны: заходят в города, даже в Аддис-Абебу, проникают в хозяйственные постройки, губят домашний скот и даже могут напасть на человека. По африканским поверьям, нос убитой гиены дает охотнику необыкновенное чутье и приносит ему удачу...
На плоской саванне, которую слегка разнообразили лишь приплюснутые шапки зонтиковидных акаций, возникла резкая вертикаль.
— Вышка,— показал вперед Житченко.— На пятьдесят метров поднимается, как семнадцатиэтажный дом. Собираем ее вначале в горизонтальном положении, потом ставим. А вот с перевозкой мучились. Но наши буровики придумали свой способ, как легче такую махину транспортировать...
