Питычи подошел к вездеходу, открыл заднюю дверцу. Навстречу пахнул резкий дух оленьего мяса и свежей крови. В кузове лежали три пенвеля — годовалых оленя, и тыркылин, бык-производитель. Слева от двери, в углу, горбатился кусок замызганного брезента. Питычи откинул край. Из-под него мертвым оскалом глянула морда росомахи с разорванным ухом. Старик потянул ворс на боку, и в руке остался пучок шерсти. Линяет Кэпэр, выбрасывать будут шкуру. Старик пошевелил желтую шерсть на брюхе и обнажил налитый розовый сосок. Этки, плохо. Пропали все дети Кэпэр.
Старик откинул брезент дальше и увидел лисью семью. Ятъёл лежал поперек жены. Одна его лапа прикрывала окровавленную голову подруги. Он и здесь продолжал любить ее и пытался закрыть от беды.
Охотник закрыл дверцу и обошел вокруг машины. Нет, такие новые оленеводам не дают. Совхоз почти всегда получает списанные, их надо часто и долго ремонтировать. А почему тут ничего не написано по бокам и нет желтых дощечек с номерами впереди и сзади?
Питычи пошел к яранге. Там кто-то громко кричал, и голос показался охотнику знакомым:
— ...Да, волки, ночью! Четыре. У одного лапы как у медведя!.. Прошли краем стада, зарезали пять штук... Чего— мы?! Стреляли, палили, прогнали... В горы ушли, в эти... Травянистые. Если вертолет полетит, пусть там ищет. Акт на потраву? Само собой. Рэклин где? В стаде, где ему быть, работает. Караулит. Я вот отлучился на связь да опять пойду. У меня все. Будьте здоровы... У-у-уфф... Вот так. Знай наших... Дела-то хорошие сделали: горнякам свежатинки выдали, чтобы шустрее кайлили стране угля; инспекторам да летчикам работенки подсунули всласть — волчье племя пасти по ущельям! Питычи вошел в ярангу. Посреди под обгоревшим до черноты чайником тлели угли. Против входа, за очагом, сидел зоотехник Гошка Пономарь, выгнанный еще прошлым летом из совхоза, — никчемный человек, пьяница и шатун, длинноязыкий лентяй. В руке у него был нож, в другой кусок обжаренного на углях мяса. За спиной Гошки стояла раскрытая рация.
Справа от очага, на оленьих шкурах, сидели два человека в меховых, крытых брезентом костюмах, с красными лицами. Один солидный, налитой, второй совсем молодой.
— Еттык, — поздоровался Питычи. Все повернули головы.
— О-о-о! — закричал Гошка Пономарь.— Еще гость! Давай, дед, проходи, садись. Видишь, горняки нас почтили присутствием. Ты в самый момент пожаловал, прямо на свежатину. Небось на запах шлепал, а? Ха-ха! А где-то я тебя видел, дед? Сейчас...
