— «Маури» со слоновьим следом за год соткет!
— «Маури» — это хорошо! Боимся только, что нам это не по карману, — отвечали родители жениха.
— Ну, может быть, и не «Маури», но уж «Алтыболак» у нее отличный, — умерял требования сват.
Невеста, мастерица «Алтыболака», ценилась тоже недешево, но все же была доступнее...
Никто из заграничных покупателей «кабульских ковров» никогда не задумывался над тем, какие гроши получали мастерицы за свою работу. А ведь ковроткачество было серьезным — если не главным — подспорьем для многодетной и вечно голодной афганской семьи в маленькой деревушке, затерявшейся среди выжженных, солнцем пыльных просторов между Гератом и Файзабадом.
Сейчас в стране примерно сто пятьдесят тысяч семей занимаются ковроткачеством. Они объединены в союз ковроткачей, который старается облегчить их труд, обеспечить шерстью, помочь сбыть продукцию.
Доход от экспорта ковров занимает немаловажное место среди поступлений валюты республики. А репутация афганского ковра в мире столь высока, что рисковать ею никак нельзя.
Без суровой проверки качества исходного сырья, красок и продукции ковер нельзя продать на вывоз.
...Прямо на тротуарах и мостовых брошены ковры, драгоценные кабульские ковры. По ним ступают люди, едут повозки. Их жгут солнечные лучи и мочит дождь. Ковер от этого становится только лучше, податливее. Он не разорвется, и не потускнеют его краски. Он выдержит любую нагрузку.
Если, конечно, это настоящий кабульский ковер.
Л. Мартынов
Ш
ведский город Фалун. Конец февраля. Идут лыжные соревнования: разыгрывается Кубок мира. Волнуются зрители за ограждением; голос спикера, отсчитывающего секунды и метры, разносится громкоговорителями далеко окрест...
Завтра утром мне лететь домой, и хотелось просто пройтись, как-то разрядить накопившуюся усталость. На глаза попадается витрина магазина с ярко-желтой надписью, усеянной красными брызгами: «Скидка — 50% на все!» Но в магазинчике пусто. Реклама «не стреляет». Мимо витрины медленно бредет увешанный множеством музыкальных инструментов человек-оркестр. Он не только умудряется играть сразу на всех инструментах, но еще и поет что-то трогательно-бодрое, несмотря на февральский ветер, сделавший лиловым его лицо.
Я двигаюсь дальше, но кто-то хватает меня за руку. Оборачиваюсь. Парень и девушка в джинсах и коротких куртках протягивают тонкий буклет с набранными крупно цифрами и надписями: «Нет — ядерному оружию, да — безъядерной зоне».
