За время командировок я встречался с десятками людей и уже привык, разговаривая с человеком, прекрасно ориентирующимся в здешней жизни, слышать: «Да нет, не очень, полгода, как приехал...» «Ну а я старожил — третий год пошел...» — «Откуда вы?» — «С Урала...», «Из Молдавии...», «Из Ленинграда...», «Из Донецка...», «Из Прибалтики...»
Трудно говорить о характере нерюнгринца так, как говорят о характере одессита или таллинца. В разговорах вы улавливаете и ласкающую напевность украинца, и аккуратную артикуляцию прибалта, и говорки среднерусских городов. Вот только обязательного для сибиряков упора на «однако» и «шибко» я что-то не запомнил.
И все же есть черты, объединяющие жителей этого города. Вернее, черта. Коммуникабельность. Здесь легко познакомиться с человеком на улице. Случайные попутчики в автобусе охотно поддерживают разговор.
Однажды мне пришлось ехать на попутке. Без особой надежды — рядом с шофером уже кто-то сидел — я проголосовал оранжевому «Магирусу», и тот затормозил.
— До Серебряного Бора.
— Садись.
Я втиснулся третьим. Рядом с шофером, парнем лет двадцати пяти, сидел плотный мужчина в полушубке, а так как и меня природа ростом не обидела, то сесть пришлось боком. Ехать моему соседу стало, конечно, неудобно. Но стоит на обочине человек, мерзнет — надо ведь подобрать. И подобрали.
Когда машина затормозила, я протянул шоферу деньги. И он, и человек в полушубке молча и удивленно глянули на меня:
— У нас за проезд не берут.
А часа через два я снова стоял у шоссе возле поворота на Нерюнгри. Увидев вдалеке автобус и надеясь его остановить, я пропускал грузовики, что шли по магистрали. Неожиданно один из них свернул на обочину.
— Эй! Назад едешь? Садись.
Я влез в уже знакомую кабину.
— А где же ваш спутник?
— В Чульмане остался,— охотно откликнулся парень.— За дочкой пошел в детсад. Ничего, скоро у себя понастроим...
— А вы из этих мест?
— Николаем меня зовут. Местный, конечно,— пятый год пошел. Два года на Восточном участке БАМа работал, а потом сюда...
В Нерюнгри мне везло на собеседников — и рассказывали много и охотно, и слушали с удовольствием. Широта интересов удивляла. Создавалось впечатление, что та встряска, которую испытывал практически каждый из них, решившись сняться с обжитого места и отправиться куда-то на край света, в студеную якутскую тайгу, как бы открыла людям второе дыхание, придала особую остроту жизни.
