Вечером скорым поездом Ленин уезжал в Петербург.
— Я дал знать Буренину, он встретит вас на вокзале,— заверил Смирнов, когда они шли к вагону.— Смотрите-ка, Владимир Ильич, сейчас опять ливень хлынет. Уезжать в дождь — хорошая примета.
Юрий Дашков, кандидат исторических наук
Петер Гроот держит экзамен
Любимая пословица голландцев категорически утверждает, что господь бог сотворил небо и землю, а они — Голландию. Если тут и есть преувеличение, то не такое уж большое: как-никак почти половина страны — это польдеры, суша, которую голландцы своими руками отвоевали у моря. Например, амстердамский аэропорт Схипхол — его название, кстати, значит «гавань» — расположен на том самом месте, где в 1573 году происходило ожесточенное морское сражение между гёзами и испанцами. Правда, злые языки говорят, что, прежде чем считать Голландию сушей, ее следовало бы хорошенько отжать, как мокрое белье. В этом тоже есть доля правды. Действительно, здесь все насыщено влагой: и небо, и тучные луга, и густая зелень деревьев, и бесчисленные каналы, и мокрый ветер, и дождь, который лишь изредка притворяется, что не идет, а остальное время льет как из ведра. Но на него никто просто не обращает внимания. На тротуарах под дождем играют дети; у парадных, собравшись кучками, обмениваются новостями женщины; на набережных целуются влюбленные. Когда Петер был совсем еще маленький, отец объяснил ему, что, если бы люди стали бегать от дождя, им пришлось бы бегать всю жизнь. С тех пор мальчик тоже перестал его замечать. Ведь он голландец — значит, всегда должен быть спокойным, рассудительным, не обращать внимания на мелкие неприятности.
Петеру Грооту исполнилось шестнадцать, когда внезапно умер отец. Пришлось бросить школу и пойти работать. Хорошо хоть, друзья отца помогли устроиться на его место докером, иначе матери и двум младшим сестренкам не на что было бы жить. В порту над парнем взял шефство Флорес Ровер, коренастый, неторопливый, с крупными, тяжелыми руками и серо-стальной из-за седины, но еще густой шевелюрой. Его красное от ветра лицо с глубокими морщинами всегда было невозмутимым. Даже тогда, когда неопытный крановщик рывками стал поднимать плохо застропленный штабель досок и они с высоты, словно снаряды, загрохотали по палубе, Ровер лишь коротко бросил: «Не зевай!», молниеносно отшвырнув Петера к борту.
По-настоящему взволнованным своего наставника юноша видел только раз. В тот памятный декабрьский день 1979 года в порту по гудку разом застыли все краны, остановились платформы на подъездных путях. Сотни докеров собрались возле здания дирекции, где проходил митинг протеста против размещения американских крылатых ракет на территории Голландии. Петер чуть рот не открыл от изумления, когда увидел, что через толпу к служившему трибуной контейнеру проталкивается старина Ровер. Как здорово он тогда говорил:
