– Давайте не ссориться, – весело сказала она (Рустем отметил про себя, что слышал эту фразу в каком-то фильме). – Ведь вы не хотите, чтобы вас били?
– Не хочу.
– А я не хочу вас бить.
– Рад слышать, – отозвался Рустем: пройдя через ад, он стал смелее.
Света вновь присела рядом с ним на корточки.
Глаза Адагамова непроизвольно скользнули по сиськам комиссара, выглядывающим из декольте. Это не осталось незамеченным.
– Хочешь меня чпокнуть? – мурлыкнула комиссар.
– Ты только что разбила мне яйца, – выдавил Рустем, не в силах оторвать взгляд от сисек Изивановой.
– Действительно, разбила, – согласилась Света, по – подростковому хохотнув. – А если так.
Она подалась вперед и окунула лицо Адагамова в свои сиськи. В океан своих сисек. Он вдохнул запах холеного женского тела, имперского тела, изнеженного ваннами из сливок и шампанского. Тела федерального комиссара. Тела, пользовать которое (по слухам) дозволено только лично Путину.
– Эге, а говорил, разбила яйца.
Рука Светы нащупала поднявшийся хуй Адагамова, подрочила через брюки. Рустем застонал, лизнул сиськи.
Света сразу отстранилась.
– Скажи.
Адагамов смотрел на сидящую перед ним женщину – зеленоглазую, пышногрудую, холеную имперскую шлюху.
«Женя»- пришло в голову имя, и он тут же вспомнил все. Захваченный китаезами поезд, убийство Навального, крах затеи Гельмана, мрачный потолок Берлоги (не даром их прозвали берлогерами), и ее – Женю Чирикову, тощую, изможденную, нелепую. Но любимую.
Если он скажет комиссару все, Берлогу зальют напалмом, и все они сгорят: добродушный толстяк – Гельман, порывистый Удальцов, глупышка – Кичанова, умница – Венедиктов, чудак – Кашин, старый мудрец Касьянов. Сгорит и Женя.
– Ты разбила мне яйца, тварь, – едва слышно простонал Рустем.
– Что?
Он повторил, с вызовом глядя ей в глаза.
– Значит, не хочешь по хорошему?
Адагамов не ответил.
– Ну что ж.
Комиссар поднялась.
– Рыков! Эй, Рыков, пойдите сюда.
Пункт 15
15 сентября 2017 года
Труп Адагамова едва виднелся из колченогой ржавой ванны, наполненной колотым льдом.
Комиссар Изиванова работала с бумагами. Люминесцентная лампа делала ее лицо синеватым. Рыков сидел в низком продавленном креслице, крутя в руках наградной ПСМ.
– Свет, – скучающим голосом протянул он.
– Заткнись, Костя, – комиссар недовольно повела плечом. – Мешаешь.
Она взяла из пачки листок бумаги.
«Дивизия Особого Назначения «НАШИ». Комдив Василий Якеменко» – оттиснуто в левой верхней части листка золотистой имперской вязью.
