— Десять лет назад я жил в колонии хиппи возле Кромера.
— А до того?
— Был студентом.
— Где?
— В Манчестере. — Катбад взглядывает на Рут и странно улыбается. — Изучал археологию.
Рут судорожно вздыхает.
— Но ведь там…
— Преподавал Эрик Андерсен. Да. Там я познакомился с ним.
Нельсону это как будто безразлично, но Рут в смятении. Значит, Катбад знал Эрика задолго до раскопок хенджа. Почему Эрик об этом умолчал? Эрик был ее наставником, когда она писала докторскую в Саутгемптоне, но до этого читал лекции в Манчестере. Почему Эрик не сказал, что являлся наставником Катбада?
— Ну и что вы делали в этой колонии? Кто-нибудь из вас занимался настоящей работой?
— Смотря что вы имеете в виду под настоящей, — вспыхивает Катбад. — Мы выращивали овощи, готовили из них еду, писали музыку, пели, занимались любовью. А я был почтальоном, — добавляет он.
— Почтальоном?
— Да. Считаете вы это настоящей работой? Начиналась она рано, что меня вполне устраивало. Я люблю работать на рассвете и потом быть весь день свободным.
— Свободным, чтобы срывать раскопки хенджа?
— Срывать! — В глазах Катбада снова вспыхивает огонь. — Мы пытались спасти его! Эрик это понимал. Был не таким, как остальные… — Катбад умолкает, подбирая выражение покрепче. — Эти… государственные служащие. Он сознавал, что это священное место, предназначенное данной местности и морю. Ему не требовалось датирование по углероду и прочая чушь. Он стремился к единению с природой.
Нельсон снова перебивает его. Рут понимает, что после слова «священное» он перестал слушать.
— А когда раскопки окончились?
— Жизнь продолжалась.
— Вы по-прежнему трудились почтальоном?
— Нет. Нашел другое место.
— Где?
— В университете. До сих пор там работаю.
Нельсон смотрит на Рут, та отвечает растерянным взглядом. Все эти годы Катбад находился рядом с ней в университете. Знал ли об этом Эрик?
— Кем?
— Лаборантом. Первый диплом у меня по химии.
— Вы слышали об исчезновении Люси Дауни?
— Об этом много писали в газетах, так ведь?
— А о Скарлетт Хендерсон?
— О ком? А, о маленькой девочке, которая недавно исчезла. Да, слышал. Позвольте, инспектор… — Неожиданно его голос меняется, и он распрямляется в кресле. — Что все это значит? У вас нет ничего, что связывало бы меня с этими девочками. Это полицейский произвол.
— Нет, — мягко возражает Нельсон, — просто формальный допрос.
— Я больше ничего не скажу без адвоката.
Рут ожидает, что Нельсон начнет спорить (считается, что адвокаты нужны только виновным), но вместо этого он встает, задевая головой подвешенный амулет.
