— Когда конкретно он был?
— С полной точностью не скажешь, но примерно с семисотого года до нашей эры до сорок третьего нынешнего летоисчисления.
Нельсон с минуту молчит, усваивая это, потом спрашивает:
— Почему тело железного века похоронено здесь?
— Как жертвоприношение богам. Вероятно, оно было привязано к кольям. Видели траву вокруг запястья? Это может быть своего рода веревкой.
— Господи. Человека привязали к кольям и оставили умирать?
— Возможно, это был уже труп. Его привязали к кольям, чтобы он оставался на месте.
— Господи, — произносит он снова.
Внезапно Рут вспоминает, почему она здесь, в этой полицейской машине, с этим человеком.
— Отчего вы решили, что кости могут быть современными?
Нельсон вздыхает.
— Десять лет назад пропал ребенок. Неподалеку отсюда. Тела мы так и не нашли. Я подумал, не она ли это.
— Она?
— Девочку звали Люси Дауни.
Рут молчит. Благодаря имени все почему-то становится реальнее. Ведь археологи, откопавшие древние останки женщины, дали ей имя. Как ни странно, ее тоже назвали Люси.
Нельсон снова вздыхает.
— В связи с делом Люси Дауни мне присылали письма. Подозрительные, имея в виду то, что вы говорили раньше.
— Вы о чем? — спрашивает несколько озадаченная Рут.
— О ритуале и всем прочем. В письмах много всякой ерунды, но говорится, что Люси принесли в жертву и мы найдем ее там, где земля встречается с небом.
— Где земля встречается с небом, — повторяет Рут. — Но ведь это может быть где угодно.
— Да, только это место кажется краем земли. Вот почему, когда я узнал, что найдены кости…
— Подумали, что, возможно, это она?
— Да. Родителям очень тяжело оставаться в неведении. Иногда обнаружение тела дает им возможность оплакать утрату.
— Значит, вы уверены, что она мертва?
Нельсон молчит, сосредоточившись на обгоне грузовика.
— Да, — произносит он наконец. — Пятилетняя девочка исчезает в ноябре, десять лет о ней ни слуху ни духу. Конечно, мертва.
— В ноябре?
— Да. Ровно десять лет назад, почти день в день.
Рут думает о ноябре, о темных ночах, о воющем над болотами ветре. Думает о родителях, ждущих, молящихся о возвращении дочери, подскакивающих при всяком телефонном звонке, надеющихся, что каждый день может принести новости. Медленное угасание надежды, тупая уверенность в утрате.
— Родители, — спрашивает Рут, — все еще живут поблизости?
— Да, возле Фейкенхема. — Нортон резко сворачивает, чтобы избежать столкновения с грузовиком. Рут закрывает глаза. — В таких делах, — продолжает он, — обычно виновны родители.
