Судья онемел от удивления, и, казалось, тоже готов был схватить руку молодого владельца усадьбы в порыве благодарности. Но, при последних словах Маркуса он остановился, опустив руку, и на его хитром лице появилось выражение, ясно говорившее, что он начинает понимать, что за этим невероятным великодушием скрывается „нечто другое“…
Судья был из породы тех нахальных людей, которые верят только самим себе, и никогда не согласятся с тем, что не пользуются почетом и силой.
– Да, наша дорогая приятельница прекрасно умела ценить то, что мы для нее делали, – произнес он важно и с холодным спокойствием. – Мы всегда, даже живя вдалеке, принимали участие в ее радостях и горе. Потом, переселяясь в „Оленью рощу“, охотно делили с нею ее печальное одиночество. Сколько раз я, несмотря на ветер и непогоду, бежал к ней, чтобы игрой в шахматы сократить ей скучные зимние вечера! Заметьте при этом, сударь, что я не питаю страсти к шахматной игле, совсем напротив!… Но охотно приносишь жертвы женщине, умеющей так ценить самоотверженную преданность, как это умела дорогая покойница! – с пафосом закончил он.
– Она сделала для нас больше, чем вся толпа друзей, теснившихся в нашей столовой и у игорных столов! – робко заметила дрожащим голосом старушка.
– Не огорчайся, дружок: эти люди не стоят того, чтобы вспоминать о них! И ты права относительно Клотильды: она умела быть признательной и сделала бы для нас больше, если бы мы сами не уклонялись из деликатности! – продолжал плут и пожал плечами. – Но что поделаешь? Видно, так суждено – смерть захватила ее врасплох, а то многое было бы совсем иначе!
Маркус гневно отвернулся от наглого болтуна: подумать только, он довольно недвусмысленно предъявлял свои права на „Оленью рощу“ на основании каких-то мифических жертв, за которые покойная непременно вознаградила бы его, если бы ей не помешала внезапная кончина…
У молодого владельца усадьбы готов был сорваться резкий ответ, но, заметив умоляющий взор больной, со страхом устремленный на него, он преодолел себя и спокойно проговорил:
– Насколько мне известно, тетка всегда считала себя не более как управительницей имением, оставленного ей мужем, поэтому не оставила никакого завещания!
– Да, да, кажется, что так! – пробормотал судья и вдруг как-то съежился в своем кресле. – Я припоминаю, что слыхал нечто подобное от нее самой… Надо отдать вам справедливость, вы не пренебрегли ее многолетней дружбой к нам… Итак, я с величайшей благодарностью принимаю ваше предложение временно переселиться в господский дом… Но что же мне делать со скотом?
