Слушая мужа, задумалась Аннатач, присев у своего старого верного станка. Может, вспоминается ковровщице, как укрепляли станок на земляном полу дома. Как доверяли ей, маленькой девочке, натягивать основу. Чтобы заманчивее было разматывать пряжу, пропускать ее в станке туда-сюда, внутрь клубка прятали урючину: когда смотаешь весь клубок — получай награду.
В семье не было заведено насильно приучать к какому-либо ремеслу. Каждый из детей выбирал себе занятие по душе. Аннатач часто смотрела не отрываясь, как жена брата готовилась ткать, как привязывала к основе цветные нитки, и старалась изо всех сил подражать ей.
Как-то раз у Аннатач оборвалась нитка основы, она кинулась за помощью, но никто не обратил внимания — не до нее было. Второпях порвала еще две нитки, это уж была беда. Растерявшись, уткнулась головой в станок и долго безутешно плакала (обида до сих пор жива). Но делать нечего — помаленьку исправила сама ошибку, и больше уже никого ни о чем не спрашивала: все подмечала сама, понемногу училась тяжелой науке ковроткачества.
Как сейчас видит она: светает, и женщины усаживаются за станки. Очень медленно растет ковер, медленно проступает орнамент, и тихо течет бесконечная, как нить пряжи, беседа обо всем на свете, к которой жадно прислушиваются младшие. До сих пор Аннатач помнит услышанные в ту пору легенды.
...Одна искусная мастерица, а происходило это в глубокую старину, соткала ковер невиданной красоты. Она хотела выкупить за него сына и его друзей, попавших в плен к жестокому султану.
Ослепленный блеском ковра султан воскликнул:
— О женщина! Что изображено на твоем прекрасном ковре?
— На ковре видна вся жизнь народа с его бедами и радостями. Смотри, темно-красное поле ковра — это кровь, пролитая сынами моей родины в борьбе с тобой, а золотые и белые цветы — это редкие светлые минуты в их горькой жизни...
Разгневанный султан повелел слугам ослепить женщину и лишить ее правой руки, чтобы она не смогла больше соткать ни одного ковра. Но свое искусство халычи успела передать дочери.
С тех пор на кроваво-красном фоне туркменского ковра цветут бело-золотые узоры в темном обрамлении как знак скорби и надежды народа на лучшую жизнь.
Да, недаром еще от прадедов передаются слова, что ковер — душа туркменского народа...
Аннатач бережно разглаживает начатый на своём станке ковер. Такой же узор, как и на текинском ковре в доме дочери: на темно-вишневом фоне притягивают взгляд загадочные многоступенчатые гели, строго тянущиеся один за другим.
