Так размышлял я. Лишь наполовину понимал задуманный маневр вахтенный боцман, и совершенно пока не представляли — зачем они будут разворачивать реи — Серега Терехов с товарищами по вахте. Ветер сбивал их с ног, ботинки разъезжались на скользкой палубе, которая выворачивалась, уходила, проваливалась, и нужно было, сохраняя равновесие, растравливать и подбирать мокрые, точно намыленные снасти, чтобы их не порвало во время поворота. Водяная пыль впивалась в лицо, и руки, которые успели огрубеть и обветриться за несколько дней работы со снастями при плавании по осенней Балтике, но работа захватывала юношей целиком, не оставляя времени для ее сиюминутной оценки; анализ проделанного, переживания будут потом, а в те секунды шла отчаянная, невероятная по своему упорству борьба со стихией.
Наконец стопора брасовых лебедок
(Брасовые лебедки — лебедки для выбирания брасов — снастей, разворачивающих реи в горизонтальной плоскости)
были отданы, и курсанты и матросы заняли места у рукояток. Все было готово к повороту.
Пальцы мои закоченели, я едва вытащил из гнезда микрофон палубной трансляции.
— На грота-брасы на левую!
И прежде чем перевести глаза на грота-реи, я на секунду задержал взгляд на главной палубе, где в ожидании стояли свободные от вахт курсанты, руководители практики, некоторые члены экипажа. Мне отчетливо запомнились их напряженные лица, глаза, в которых застыла надежда, и я до боли в скульных желваках стиснул челюсти, понимая, чего ждут от меня моряки барка.
Вздрогнули одновременно все шесть грота-рей и поплыли в плавном повороте. Постепенно они приблизились к такому положению, когда всей длиной совпали с направлением ветра, и я дал команду рулевым:
— Руль право на борт!
И началась тяжелая работа рулевых — по тому, как багровели их лица, было видно, сколь нелегко доставался им каждый оборот огромного, в полтора метра диаметром, штурвального колеса...
Но вот последовал доклад:
— Руль право на борту!
— Руль право на борту! — повторил я доклад в микрофон, чтобы слышали рулевые, как правильно их понял.
На палубе никто не сдвинулся с места. Одни смотрели, задрав головы, на «колдунчик» — конический флюгер над грот-мачтой, который вытянулся, трепеща, по ветру, другие — на близкий уже маяк и страшные буруны. Мое внимание теперь было обращено на картушку компаса, поделенную на градусы, которая сначала медленно, потом быстрее, рывками покатилась влево, что означало, что судно стало забирать правее, в этот раз повинуясь рулю. Как завороженный глядел я на компас, напрягая каждый нерв, каждую клеточку...
