Подошли поближе. Под крышами оказались низкие, в рост человека стены, искусно сложенные из небольших плоских камней. Камни подобраны так ловко, что и без скрепляющей промазки между ними не найти щелей. Снаружи дом побелен известкой, а по нижней кромке дома — традиционная для племенных жилищ широкая полоса, выведенная темной краской. Дом длинный, «колбасой», из трех-четырех секций. Над жилой секцией крыша из каменных плиток. Над хозяйственными пристройками, вылепленными из смешанной с камнями глины, крыши из соломы. У поселения есть и свое название — Джохла.
Мне повезло: на месте оказались хозяева всех четырех домов: Сунну, Сарабджит, Санни и Чайа. И с одной из женщин по имени Раджа Деви можно было поговорить и сфотографировать трущуюся у ее ног пятилетнюю Удзилу. К сожалению, беседы в Джохле пришлось сократить до минимума. Камла Варма, несмотря на свой возраст и грузную комплекцию, решила тоже идти в деревню под нещадно палящим солнцем, но чувствовала себя явно плохо, хотя и храбрилась.
Пролез я через крохотный дверной проем в один из домов. Жилой отсек — крохотное помещение, где семья отдыхает, обедает днем и спит ночью на земляном полу. Здесь же небольшой глиняный очаг для варки и обогрева в зимние месяцы. Глиняная и алюминиевая посуда, хозяйственные мелочи расставлены по верху стены под навесом крыши.
С середины комнаты можно дотянуться до «баррикады» из трех-четырех ящиков и сундучков, которые условно отгораживают жилое помещение от второго отсека — для животных. Там хрупает сеном, время от времени шумно вздыхая, буйволица. Следующие отсеки — для хранения сена, дров, мотыг, корзин, навоза.
Это дом Сарабджита. Два года назад ему повезло. Как беднейшему местные власти выдали ему буйволицу бесплатно. Она дает литров пять-шесть молока в день. Два литра из них Сарабджит продает в Калси.
Показываю рукой на небольшие поля, что начинаются у поселка и тянутся шириной метров в двести — до самого берега Джамны.
— Ваша земля?
— Нет,— отвечает за всех Чайа.— Поля хозяйские. Мы работаем на них. Владелец земли выделяет одной семье под обработку два-три акра. За это мы отдаем ему от трети до половины всего урожая.
Следующий мой вопрос: «А что вы берете из леса?» — оказался для кольта явно неприятным. Я не учел, что рядом было местное начальство, а оно обязано следить за тем, чтобы, кроме древесины для непосредственных семейных нужд (для домашнего очага и строительства или починки жилища), кольта из леса ничего не брали, тем более на продажу.
