— Юнокопы даже предлагают людям награду: сдал беглого расплёта — получи денежки, — делится Бульдог, пока они запихиваются курятиной. — А есть ещё и орган-пираты, может, слышал? Те не заморачиваются с призовыми деньгами, они продают свою добычу на чёрном рынке; и если ты думаешь, что легальные заготовительные лагеря — это мрак, то они просто детский сад по сравнению с нелегальными. — Бульдог, поднатужившись, проглатывает неимоверно огромный кусок — Старки видит, как тот проходит у мальчишки в горле, словно мышь, проглоченная удавом. — Орган-пиратов в последнее время много расплодилось, а всё из-за того, что больше нельзя расплетать семнадцатилеток. Когда органов не хватает, за беглеца на чёрном рынке можно урвать солидный куш.
Старки качает головой. Закон, установивший возрастное ограничение на расплетение в семнадцать лет, призван был оградить от него пятую часть детей, а вместо этого он толкает многих родителей на принятие более поспешного решения. Интересно, раздумывает Старки, если бы в запасе у его родителей был ещё один год — отдали ли бы они его в расчленёнку сейчас или повременили бы?
— Орган-пираты — хуже всех, — продолжает Бульдог. — Ловушки у них — жуткие, не то, что у юнокопов. Я слыхал историю об одном траппере, который потерял заработок, когда запретили использовать натуральный мех. Он взял свои самые большие медвежьи капканы и переоборудовал их под поимку расплётов. Слышь, этот капкан вцепляется тебе в ногу так, что можешь с нею попрощаться. — Для пущей убедительности он с треском ломает куриную ногу, и Старки невольно ёжится. — А есть и другие истории, — добавляет Бульдог, слизывая жир с грязных пальцев. — Например, тот парень в моём бывшем квартале. Его родители были лузеры, каких поискать. Наркоши и пьяницы — если бы в их время занимались расплетением, они сами были бы туда первыми кандидатами. Так вот, на его тринадцатый день рождения они подписали ордер на расплетение и сообщили ему об этом.
— Зачем?
— А чтобы он сбежал, — объясняет Бульдог. — Но видишь, какое дело: они знали, где он прячется, и сказали орган-пиратам. Те поймали пацана, продали его, а денежки поделили пополам с его родаками.
— Вот сволочи!
Бульдог пожимает плечами и отшвыривает косточку.
— А, всё равно тот пацан был из аистят, так что невелика потеря, правда?
Старки прекращает жевать, но только на одну секунду. Потом улыбается, держа, однако, свои мысли при себе.
— Правда. Не велика.
