Атаман объявляет подлежащий рассмотрению вопрос.
— Как рассудите, атаманы-молодцы? — и снимает шапку. Это имеет двоякий смысл: во-первых, свидетельствует о его уважении к кругу как высшему органу власти, во-вторых, служит сигналом к началу прений.
Когда наконец стороны приходят к согласию, круг выслушал всех желающих, атаман надевает шапку. С этой минуты он снова власть. Подзывает есаула, формулирует ему только что вынесенное решение, тот во всеуслышание повторяет его.
За большие провинности атаманов сменяли. А за малые? Как и всех прочих, секли. Тут же, на площади. Приговор круга приводил в исполнение есаул, если обида нанесена всей общине, а по «частному иску» — обиженный. Эта процедура тоже имела определенные традиции. Особо важным считалось «не подать голоса», не проявить слабости. Казак, закричавший под розгами, не мог рассчитывать на уважение общины, на выборные должности. Обычай предусматривал и благодарность кругу. Наказанный атаман кланялся на все стороны: «Спаси Христос, что поучили!» — и только после этого надевал шапку. Тут же казаки извинялись перед властью: «Прости, Христа ради, господин атаман!» Атаман, уже застегнутый на все пуговицы, при шапке, свысока бросал: «Бог простит...»
В 1864 году на Майносе побывал русский путешественник В. Иванов-Желудков. Уже тогда об «Игнат-казаках» ходили легенды, причем в России, где не очень-то любили вспоминать о них, легенды самого мрачного свойства. Говорили, что посторонних они к себе не пускают, живут в запустении, как дикари, топят по-курному. Рассказ «русского европейца», тоже не лишенный тенденциозности, тем не менее опровергает эти домыслы.
...Встретили его в Бин-Эвле радушно. В каждом доме одна и та же картина: «Хата так чисто выбелена, будто она выточена в куске мела или мрамора. Глиняный пол гладок и чист, как не знаю что».
В разговоре с казаками затрагивает он политические темы. Здесь хозяева абсолютно несведущи, они незнакомы даже с самыми важными событиями внутренней жизни Турции. О Европе знают только, что там «ерманец живет».
— Видаетесь вы с донцами? — спрашивает путешественник.
— В войну видаемся, да какое же это виданье?
— А не совестно биться с ними?
— А мы и не бьемся, мы через них палим, они — через нас, а убивства нет. Как можно нам с ними биться — мы свои, — отвечают некрасовцы.
Казачки потчуют гостя старинными русскими блюдами, «каких и в лучших московских трактирах не сыщешь», поют песни, рассказывают «бывальщины» и «побаски». Вот одна из этих колоритных историй, причем гостя честно предупредили, что это, «по всему видать, не бывальщина»:
