Вокруг Света 1980 № 11 (2482) | страница 60



Выгоден был для царей договор с казаками, но и смириться с существованием вольницы было нелегко. И по мере усиления государства потихоньку, исподволь урезались свободы казачества. Вот и Петр I после поездки на Дон повелел казакам сменить печать: приказал вырезать на ней пьяного казака, сидящего на бочке из-под выпитого им вина в чем мать родила, лишь при нательном кресте да с ружьем и обнаженной саблей в руках: казак, мол, может пропить все до креста, но с оружием не расстанется... Говорят, будто видел государь такого казачка в своем путешествии.

Долго гадала казацкая старшина: по форме вроде бы все и верно, и выпить казачки могут, и оружия не отдадут, а все же зазорно как-то. И решили: не менять печати!

Но Петр заставил их это сделать. И постыдная печать, оскорбляющая вольных людей, ложилась на бумаги, как пощечина всему казачеству. С этого и пошла по Дону смута, утверждают старые казаки.

Как во всякой красивой легенде, здесь полуправда. Нет, не с печати начались распри Московии с Доном. Петр I отлично помнил, как по указу его отца, «тишайшего» царя Алексея Михайловича, четвертовали на Красной площади донского атамана Степана Тимофеевича Разина... И наверняка не раз обсуждал Петр со своими советниками «казацкий вопрос». Бегут крепостные на Дон, и чем больше реформ, тем больше побегов — а ведь на крестьянском хребте тянет Петр Россию в Европу. Эдак все государство на Дон подастся! Но по бескрайним лесам и долам беглых не выловишь. И летит из Москвы царский указ: не принимать в донских землях новых людей.

...Давно уж не един Дон в своем стремлении к воле. Вот Фрол Минаев, кряжистый, стриженный в скобку богатый казак, соратник Степана Разина по его походам на Астрахань и Персию. На Москву с Разиным не пошел, откололся, бежал от своего друга. Потом сопровождал его в «железах» к царю, палачам с рук на руки передавал. Верный слуга царей московских, будущий атаман всего Войска Донского, сейчас, при обсуждении царевой грамоты, он жалуется и стонет

— Теперь у нас вольницы много, унимать нам их нельзя (то есть невозможно. — Авт.). Всем нам, старшинам, от голутьбы теперь стало тесно...

Не за себя говорит Минаев: всем нам, старшинам. И другие низовые казаки, то есть живущие в низовьях Дона на протяжении сотен лет, разбогатевшие еще за счет набегов на русские, персидские, татарские земли, а ныне весьма почтенные и степенные, хорошо помнят, как им за выдачу Стеньки Разина вышла прибавка царева жалованья в пятьсот четвертей хлеба и сто ведер вина. Рады бы они выполнить наказ государя, да вот беда: верховые, «домовитые», сравнительно недавно обретшие здесь родину и дом, нуждаются в пришлых. Ведь пока мужик казаком станет, он шею гнет в пользу тех же домовитых, обрабатывает их землю, пасет их скот. А кому из верховых не хочется потягаться с низовыми пусть не в родовитости, так хоть в богатстве? И как спорить низовым с Кондратом Булавиным, атаманом небольшого верхового городка Бахмута, если он к тому же и «над солеварами атаман»?..