После того как у Андрея разбило сорокапятку, дали ему 76-миллиметровое орудие. Оно выдвигалось в боевые порядки пехоты, подавляло неприятельские дзоты и пулеметные гнезда. Но у Алешина так сложилась военная судьба, что чаще всего приходилось ему сражаться с танками. При встрече с ними он испытывал щемящее чувство испуга: а вдруг не выдержит, не устоит? Но страх подавлял, начинал командовать расчетом, где каждый знал свое место и понимал, что обойтись без него другим будет трудно, потому работал с полной выкладкой, и дело понемногу шло.
...Пушку переправляли через Днепр на плоту ночью. В трепетном свете ракет и разрывов фашисты видели плот и били по нему прицельно. Горячая, с паром и тротиловой вонью вода окатывала бойцов, плот угрожающе кренился, пушка дергалась на веревках, Алешин мокрыми трясущимися руками ощупывал узлы. Мина накрыла соседний плот. В момент от него не осталось ни щепки. Плыл только что — и пропал, будто его и не было.
«Господи, пронеси и помилуй», — шептал Алешин одеревеневшими от страха и холода губами. Холодный ноябрьский ветер метался над Днепром. Вымокшие шинели покрывались льдинками, душа тоже леденела от увиденных смертей, от неизвестности перед темнеющей вдали стеной берега, от бездвиженья, когда остается только лежать и ждать.
Но вот плот ткнулся в берег. Андрей спрыгнул первым, как и подобает командиру, и заскользил на вязкой глине. В сапоги полилась холодная вода, бойцы сбросили брусья, заготовленные на левом берегу, стали связывать их, чтобы не разъехались, когда потащат пушку. Плот качало. Высокий берег скрывал свет. Люди долго не могли поставить скользящие колеса пушки, обутые в ребристую резину, на брусья. Потом искали на берегу лошадей. Обычно смирные крестьянские коняги, напуганные стрельбой, качкой, руганью, шарахались, ржали, бились в постромках. Одолеть крутой склон им было трудно, они скользили и падали, сшибали людей. И все же наконец вытащили полуторатонное орудие...
Дальше солдаты окапывались, рыли щели, маскировали пушку. Командир определил позицию перед лощиной у дороги, по которой могут пойти немецкие танки. И вот наступил рассвет. В небе показались «лапти», так называли немецкие пикировщики «Юнкерс-87» за неубирающееся шасси с толстыми обтекателями. Вытянувшись цепью, они начали долбить плацдарм, использовав свой излюбленный прием — «карусель». Один самолет выходил из пике, другой бросал бомбу, третий заходил на цель, четвертый разворачивался... И так без передыху. С воем, ревом, грохотом «лапти» терзали землю и всех, кто на ней находился.
