— Вот, полюбуйтесь, — сказал Иван Игнатьевич, когда я, переводя дух, оказался на мостике. — Это сжатие...
Впереди замер ледокол. Торосистые льды наползали на его борт. То же самое было и с нашим судном. Капитан стоял у машинного телеграфа, стрелка которого покоилась на «Стопе», наблюдал за льдами. Лицо его кривилось словно от физической боли, будто придавливало льдом не корпус судна, а его самого. Со стороны казалось, что все замерло. Но... «Пономарев» застыл в сильном крене на левый борт. Ходить по палубе было неловко, приходилось опираться руками на переборки и поручни.
— Теперь надо ждать, пока переменится ветер. Придется играть в футбол... — Иван Игнатьевич посмотрел на ровную площадку с левого борта.
Я слышал прежде, что моряки в ожидании сносной ледовой обстановки сходят на лед и действительно гоняют мяч. Но на сей раз скорее всего было не до футбола.
— Замерить льяла, — распорядился капитан.
Я понимал, что это значило: нужно было проверить, нет ли где течи.
Тем временем сжатие становилось более угрожающим. Вахтенные постоянно следили за ветром: по флагу, по дыму пытаясь угадать, в какую сторону заходит ветер, меняет ли направление.
К вечеру получили известие, что на выручку к нам из Диксона идет «Арктика». Вдвоем с «Сибирью» должно быть легче. На «Павле Пономареве» сразу все оживились. Сначала о продвижении «Арктики» сообщал радист. Потом она стала просматриваться в радиолокаторы, и, наконец, на горизонте засветились звездочки, это горели прожекторы ледокола. Сжатие ослабло — и «Сибирь» наконец вместе с нами тоже двинулась вперед. За вахту в четыре часа удавалось продвинуться всего несколько миль. Ледоколы шли навстречу друг другу, и расстояние заметно сокращалось, уже можно было различить каждый прожектор в отдельности. Когда «Арктика» при дневном свете вплотную подошла к нашему борту, показалось, что рядом вырос огромный дом с ярусами, на которые высыпали люди. На корме вертолет, закрепленный тросами, на заиндевелой оранжевой надстройке целый лес антенн: для телевидения, радио, навигационных приборов. С темным отливом сталь на бортах отполирована льдами до блеска. На расстоянии ледокол кажется нарядным, вблизи как боевая машина, вернувшаяся с передовой: ободрана краска на броне, парят открытые люки, на палубе люди — похоже, они воспользовались короткой передышкой и вышли из укрытий взглянуть на своих товарищей с соседнего корабля. По радиотелефонам идут деловые разговоры. Каждое распоряжение сопровождается словом «пожалуйста». Люди называют друг друга по имени-отчеству.
