Уже в наши дни историк И. Шакинко исследовал архивы, связанные с именем Я. В. Коковина (особого внимания заслуживают работы, опубликованные в журнале «Уральский следопыт» в 1975 году и в книге «Завод «Русские самоцветы»), и пришел к выводу, полностью меняющему представление о личности мастера и трагедии, разыгравшейся почти сто пятьдесят лет назад. Публикуемый рассказ написан на основе архивных документов, но не без элементов домысла, который неизбежен в художественно-документальном повествовании.
Ю. Л. Орлов, директор Минералогического музея АН СССР
Осенью 18... года по свинцовым волнам Финского залива прытко шла промысловая чухонская шхуна. Паруса, надутые попутным ветром, резко белели на фоне черной воды. — Гохланд на траверзе! — крикнул рыжебородый шкипер в широкополой зюйдвестке.
Из каюты вышел высокий сероглазый человек в брезентовом плаще с капюшоном. Это был обер-гиттенфервальтер Екатеринбургской гранильной фабрики Яков Коковин. Следом за ним, цепляясь за медные поручни, на палубу поднялся петербургский скульптор Александр Теребенев.
Остров Гохланд приближался. Вот уже потянулись по правому борту низкие синевато-серые скалы, тускло блестевшие под дождем. До Коковина донесся глухой шум сосен... В глубине заливчика темнели избы рыбацкой деревушки. Шхуна осторожно приткнулась к причалу. Матрос-финн, стараясь не поскользнуться на бревнах причального настила, накинул веревочную петлю на ободранный стояк.
— Спроси-ка, братец, дома ли Юхо Карвонен, — сказал Коковин, обращаясь к шкиперу.
Шкипер быстро переговорил с финном.
— Юхо рыбу промышляет, не вернулся еще...
— Ладно. Подождем на шхуне. Покуда самоварчик вздуем.
Коковин и Теребенев спустились в каюту; сумеречный осенний свет едва проникал через иллюминатор. Коковин поставил на стол крохотный — на шесть чашек чаю — походный самоварчик. Из кожаного дорожного баула извлек пакет с углями, чиркнул огнивом, вздул огонек. Теребенев с восхищением сказал:
— С вами, право же, не пропадешь, Яков Васильевич.
Коковин хохотнул сипловатым баском.
— С мое походите по белу свету, дражайший Александр Иванович.
Доброжелательное любопытство засветилось в круглых глазках Теребенева.
— А вот вы и рассказали бы, Яков Васильевич, каково хаживали-то. Право же, преинтересно послушать вас, повелителя драгих и прочих камней. Погода серая, располагает к отдохновению и беседе. Поведайте о себе, голубчик...
