Возбуждение первых военных недель скоро улеглось и забылось: война стала буднями. По праздникам верующие маленького городка шли в церковь и, ища утешения, внимали словам патера Бракеля, а подростки, игнорируя все родительские запреты, собирались в послеобеденные часы на базарной площади возле немецкого военного оркестра.
Даже когда в Зеебрюгге пришли германские морские части и принялись восстанавливать и расширять портовые сооружения, это вызвало любопытство и волнение лишь на первые несколько дней, а затем тоже стало повседневностью.
При расквартированных в Зеебрюгге морских частях было трое армейских офицеров, вне всякого сомнения не принадлежащих к штабу коменданта города капитана фон Люрхова. Факт, который, впрочем, менее всего тревожил воображение жителей.
Патер Бракель, мужчина лет пятидесяти, жил тихо и уединенно. Он был единственным духовным лицом в городке, и его проповеди очень любили. Многие из тех, кто до войны вовсе не выказывал религиозного рвения, стали в это мрачное время регулярными посетителями церкви, и когда погожими вечерами патер совершал прогулки по городу, его почтительно приветствовали со всех сторон.
В один из августовских дней 1915 года патер явился к капитану фон Люрхову в отель «Европа», где размещалась городская комендатура. Он сообщил, что его посетил агент французского генерального штаба и попросил передавать сведения о том, что происходит в Зеебрюгге. Чувствовалось, что патеру, хранившему внешне холодное спокойствие, нелегко было сдерживать свой гнев и возмущение этим бесстыдным предложением. Он объяснил капитану, что церковь не участвует в войне, а его молитвы в равной степени распространяются как на немецких католиков, так и на французских.
— Ваше преподобие, неужели вы его прогнали? — спросил капитан.
— Напротив, господин капитан, я договорился с ним о новой встрече на завтра.
Капитан фон Люрхов не удержался, чтобы не преподнести эту важную новость лично подполковнику Хагебергу, несмотря на то, а может быть, как раз именно потому, что тот был ему глубоко антипатичен. Излюбленные высокопарные рассуждения подполковника никак не вязались с его мелкобуржуазным происхождением и еще меньше, как находил капитан, с его служебной деятельностью. Итак, в Зеебрюгге проник агент французского генерального штаба. Надменный плебей сделает большие глаза и разбушуется: фон Люрхов заранее позлорадствовал.
Однако подполковник Хагеберг не удивился и не разбушевался, а встретил это сообщение в высшей степени сдержанно. Он потер свои широкие, мясистые руки с чванливо поблескивающими перстнями на пальцах и сказал:
