Однажды я нырнул слишком глубоко, второго берега руки не нашли, я в страхе открыл глаза, увидел зеленую, колышущуюся вокруг толщу воды, в ушах зазвенело, я падал вниз, в темноту... Но в следующий миг кто-то больно толкнул меня в бок, затем еще — и я, почти теряя сознание, нащупал ногами землю. Вытолкнул меня из ямы Гришка Козлович, он был на четыре года старше меня и плавал, как вьюн. Сейчас он офицер Советской Армии, недавно наши отпуска совпали, мы встретились в родной деревне. Мы искали свою речку и не находили ее.
Прямой как стрела канал пересекался с автомагистралью Брест — Москва. Крутые берега его выложены бетонными плитами — над ними яркий щит: «Канал Винец Ивацевичского межрайонного управления осушительных систем». Мы разделись и по бетонным плитам, обдирая пятки, сползли кое-как вниз, к воде. Воды было по колено. А ведь здесь я когда-то увидел вокруг себя зеленую толщу... Сейчас в воде стремительно неслись черные песчинки — торф. С ним, с торфом, тоже связаны мои первые детские впечатления.
...Через дверные щели в дом проникал необычный свет. В сенях что-то шипело и потрескивало. Пахло дымом. «Коля! — крикнула мать. — Горим!» Огонь вовсю хозяйничал в сенях, где не было потолка. Выход из хаты закрыт. Отец выбил окно схватил сонных сыновей (меня и брата), бросил в густое картофлянище, вытолкнул в пролом вялую от страха и горя мать, успел выхватить швейную машинку «Зингер» — и крыша рухнула.
Потом отец нес нас подальше от огня, в тревожную, с отблесками пожара, темень, а сзади, вся в белом, голосила мать; навстречу нам бежали люди с ведрами... Мне было тогда четыре года, брату — два. Удивительно, он тоже помнит.
Причину пожара вскоре установили. Лето было сухое, на болоте, не затихая, горел торф. Возможно, ветер занес искру на соломенную крышу нашей хатенки, что стояла на самом краю болота.
Наш новый дом отец построил под высокой березой, той самой, что открыла мне все четыре стороны родного края. Береза теперь уже старая, выше не растет, с нее нельзя увидеть больше. Но и так заметно, что деревню больше не давит болото. Горек стоит на краю неоглядного поля. В поле дымят два завода по изготовлению травяной муки. К ним по бывшим топям проложены дороги. С грохотом пылят самосвалы, увозящие с заводов мешки с питательной травяной мукой. Самосвалы везут и зерно, взращенное на былых топях, везут картошку, сахарную свеклу, сено. И я радуюсь этому, не могу не гордиться своими земляками, которые заставили плодоносить полесские болота. И вместе с тем что-то не позволяет мне ощутить эту радость до конца. В светлейшей речке Винец мне уже не плавать. По каналу Винец стремительно несется мелкая вода, по новой дороге грохочут машины. Они мчат нас к богатству и одновременно увозят дальше и дальше от нетронутой природы, от детства...
