Оленьи камни, керексуры (1 Керексуры — насыпные курганы из камней.), каменные «бабы», стены безымянных городов хотя и описаны и сосчитаны, но пути народов еще не явили».
Это опять Рерих. «Но пути народов еще не явили». Чьи пути проходили по этой дороге над Катунью, через эту зеленую и солнечную горную долину? Мы знаем лишь о немногих из них. Каменные лица менгиров повернуты на восток, туда, где вдоль дороги идут линии древних курганов. Круги курганов аккуратно выложены камнями.
В этой долине с совхозным бригадиром Некором Сайланкином произошло чудесное превращение. В нем появилось что-то, что странным образом связывало его с этими менгирами и курганами. Он бережно прикасался к каменным лицам, кружил бреди курганов, смотрел на древний путь, ведущий к синим горам, и в его узких глазах вспыхивало нечто такое, что трудно выразить словами. Так, наверное, смотрит кочевник на неведомую дорогу, радуясь предстоящему пути и в то же время страшась неизведанности. В фигуре Некора появилась неуловимая легкость, а движения стали быстрыми и точными. Как будто в нем все собралось и приготовилось к чему-то большому и значительному.
— Однако, кто же здесь похоронен? — неожиданно спросил он, трогая камень кургана.
— Кочевники, — сказала я.
— Кочевников было много. А как их называли?..
— Некоторых скифами.
— Скифы... — протянул он, словно вслушиваясь в музыку слова. — Скифы. Шибко красивое название.
Он неохотно влез в «газик», когда я оказала, что нам пора ехать. Всю обратную дорогу он молчал, думая о чем-то своем...
Шаги племен
...Она стоит на 381-м километре Чуйского тракта. Двухметровая стела, которую венчает высеченная в камне голова. Голова непохожа на то, что я видела на «камнях с лицами» под Тургундой. Ее сделал кто-то другой. Некоторые считают, что тюрки. Но в ней нет ничего от тюркской традиционности, нет черт этого народа. Поэтому она уникальна, таинственна и мало объяснима. Между стелой, стоящей перед отвесной скалой, и шумящей внизу Чуей пролегает древний путь. Может быть, самый древний из всех путей, которые мы знаем.
Голова органично слита с грубым, почти необработанным камнем. Линии камня неожиданны: кажется, что это не камень, а развевающийся плащ. И еще кажется, что камень был человеком. Человеком из иного, далекого времени, человеком, который взял на себя очень тяжелую, но вместе с тем необходимую миссию. Она заставила его, идущего вместе со своими соплеменниками по этому древнему пути, остановиться, сойти в сторону, чтобы навечно застыть в камне. Ибо только камень был в состоянии донести до будущих поколений облик, характер, стремления и судьбу прошедших по этому пути... Представлял ли он, на что шел? Была ли в его сердце какая-нибудь надежда? Конечно, была. Надежда на то, что они вернутся. Он ждал их, повернув лицо туда, где каждое утро алела полоска зари. И каждое утро предрассветный ветер пытался играть складками его каменного плаща. Сколько прошло веков? Другие шли по древнему пути, вдоль берега шумящей реки. У них были иные лица, иная одежда. Они говорили на чужом ему языке. Он остался один в этом незнакомом и быстро меняющемся мире. Один из тех, навсегда ушедших. Века безнадежного ожидания меняют даже камень. И поэтому так скорбно сжаты тонкие губы ждущего, так много печали скопилось в каменных глазницах. В нем что-то неуловимо напоминает каменного сфинкса Египта, который, может быть, тоже ждет...
