...В гулком, с высоченным потолком зале столовой журчала из сияющего крана вода. В окошке раздаточной — умиротворенное лицо в крахмальной, слюдяного блеска короне. Ужин и впрямь королевский; свежайшая баранина на ребрышках (на четырех ребрышках), крутой, как брынза, но нежнейший творог, бруски масла с росинкой свежести и запахом луга, «флотская», без обмана, кружища компота, грузинский чай.
— Ну, как наш хлеб?
— Хлеб?
Хлеб-то и впрямь отменный, Как тот самый, что запомнился в «послекарточные» несытые годы: ноздреватый и упругий, мягчайший, но с вкуснейшей хрустящей корочкой. Словно ешь его в первый раз в жизни (хоть и знаешь, что не в первый) и заново ощущаешь и тело зерна,, и легкость муки, и солнцем пронизанное облако пыльцы над колосом, и силу прущего из квашни, чистейшими руками вымешанного теста.
— Наш, местный, лучший в Монголии, — подтверждает парень за соседним столом.
Водитель, строитель? Куртка его расстегнута, сброшена нa спинку алюминиевого стульчика, руки тяжелы и уверенны.
— Кончается моя холостяцкая жизнь. Едет из Иркутска жена с первоклассницей и полугодовалым. Будем вместе.
Объявление у кассы: «Учителя обслуживаются вне очереди». Константин сокрушенно качает головой.
— Занимаем пока под столовую школьный зал. Скоро освободим — столовая для строителей на подходе.
Третий город
За гостиницей простор степи замкнут круто бегущей к небу сопкой. Оглаженные веками утесы на вершине тепло светятся от неяркого заката. «Прозрачно небо, звезды блещут». Хотя небо полно апрельской весной света, льдисто светятся звезды, не мешая закатному сиянию. Людские фигурки яркими каплями усеяли скалы. Последами час они тянулись по склону туда, наверх, — и монголы, и русские — полюбоваться простором, вдохнуть свежеющий воздух, проводить наполненный работой ясный уходящий день.
Темнело не быстро. Ветер вел нескончаемую песню. На автобазу возвращались грузовики, тихо замирали, источая теплые струйки в стынущий прозрачный воздух.
В поселке геологов, в длинных домах гасли окна контор, заискрились на морозе фонари между рядами белых юрт монгольских строителей. Цветные кони и верблюды на площадках отдыхали от детской суеты.
Утро. Черный, оскаленный завалившимися опорами и сосульками ход уводил в глубь горы. Так и хотелось, чтобы это была шахта древних рудознатцев. Но Доржсурен вежливо качает головой.
— Нет, здесь работали геологи, наши и советские. Еще в сороковых годах начали картировать этот район. Говорят, стояли здесь лагерем, били шурфы. И вдруг пропала девочка, дочка арата. Бросились искать, обшарили все складки и щели в склонах горы. Звали, кричали... А она сама вышла на другом склоне. И в руках — сине-зеленые глыбки с окисью меди. Эрдэнэтийн-Обо и значит «место, где есть сокровища».
