Горная наука ответа на его вопросы не давала. Она учила лишь, как «нарушить землю» («нарушить» — это горный термин). Сельскохозяйственная командовала на полях. А карьеры были ничейной землей. Наука ведь тоже питается соками практики, а опыта рекультивации почти не было ни у нас, ни за рубежом.
Другой человек опустил бы руки: «Если уж ученые не знают!» Середа пригласил аграрников на «ничейную землю» и стал с их помощью оживлять отвалы.
Это была адски тяжелая работа: землю горняки выворачивали как попало, почва оказывалась внизу, наверху либо вредные, либо так называемые «пустые» породы, на которых ничего не принималось. Середа решил изменить технологию разработки руды: укладывать пласты земли так, как они лежали раньше. Но на этом пути он встретился с, казалось бы, непреодолимым препятствием.
По широко распространенным воззрениям той поры, почва — живое тело, и для того, чтобы сохранить ее плодородие, требовалось укладывать ее тонким слоем. Какие же склады нужны были Середе, если он «нарушал» в год десятки тысяч гектаров земли! Тупик... И тогда на помощь Середе пришли... скифы.
Во всем мире город Орджоникидзе известен не только залежами марганцевой руды, но и тем, что именно здесь советские археологи раскопали скифский курган, так называемую Толстую могилу с ее бесценным сокровищем, золотом скифских царей. Комбинат имел к этому открытию самое прямое отношение — он оплачивал работы и помогал их вести.
— Ну а как все это связано с рекультивацией? — настойчиво вопросил я.
— Самым непосредственным образом! Я приказал разложить землю из кургана, высеять на нем пшеницу. Взошла, заколосилась. Не сразу, но земля заплодоносила. А в кургане-то она лежала буртами, а не тонким слоем! И не погибла за 2500 лет! Значит, можно и нам так ее складировать!
Я слушал Середу и думал: удивительная способность у этого человека — смотрит на золото, а видит землю, главное богатство, с которым ничто не сравнится на планете.
Алгебра плодородия
Я пошел смотреть земли на бывшем карьере, уже застрахованный от удивления. Ну в самом деле, думал я, поля и поля, сады и сады, не могут же они быть лучше там, на «нарушенных» землях, чем в местах, где не прошли колеса горнодобывающих машин. И снова я ошибся — оказалось лучше.
Я кое-что прикинул в уме, переспросил данные; выходило, что поле после рекультивации стало давать больше, чем до нее.
— Такая вот арифметика, — подтвердил Середа. — И ничего удивительного: если к земле приложить труд, она должна давать не столько, сколько раньше, а больше.
