Полицейский, махнув рукой, сдался.
Вечером они сидят на палубе речного парохода.
Пароход бросает якорь далеко от города. Волга мелеет, отступает от пристаней. Только в половодье суда могут подойти к высокому берегу Сызрани.
Во время получасового пути по песчаной отмели Себальд прикидывает, какие работы следовало бы здесь провести.
— Подумай, Барта, — задумчиво говорит он, — сколько рек в России. Огромные гидротехнические работы предстоят здесь. Мы видели страну только из окна вагона, но мимолетного взгляда довольно, чтобы понять, какие задачи встанут перед Советской властью.
А пока сложная задача стоит перед группой Себальда. В Сызрани ждут наступления Красной Армии. Город окружен военным кордоном. Железнодорожное движение на запад прервано.
Единственная возможность ехать дальше — повторение опыта Маньчжурии — нанять лошадей. Михельсон отправляется на базар, переходит от телеги к телеге, от возчика к возчику. Наконец какой-то крестьянин согласился подвезти их. Он возвращался домой. Недалеко от его деревни были места, занятые красными.
— За тыщу рублей провезу вас так, что ни один черт не встретится, — пообещал он.
Вещи уложены в две крестьянские телеги. Пассажиры уселись. И под скрип немазаных колес пошло трясти по колеям и ухабам, по лесным и проселочным дорогам.
Возчик умело избегал селений и патрулей. К ночи были за чертой военного кордона. Остановились в маленькой деревеньке — людям и лошадям нужен был отдых. После тряской телеги сон на застланном соломой полу казался блаженством. С рассветом двинулись дальше. Тишину леса и полей лишь изредка нарушал отдаленный ружейный выстрел. За весь день ни селений, ни встречных. А вечером, когда тоненький серп луны едва освещал дорогу и усталые кони медленно двигались к уже недалекому дому, из темноты внезапно возник черный силуэт вооруженного всадника.
— Стой, предъявить документы.
В темноте с трудом разглядели форму чехословацкого корпуса.
Себальд достает из кармана уже раз выручившее его письмо к командующему чехословацким корпусом. Всадник, наклонившись с седла, читает документ, освещенный неверным светом зажигалки. Дорога свободна.
— Хорошо, что это был чех, — замечает Михельсон, — от белого мы не избавились бы так просто.
— А будь он хоть сам черт с рогами, — парирует Себальд. — Теперь уж мы доберемся до Москвы.
Далеко за полночь доехали до дома возчика. Спать, спать. И потом еще день отдыха в доме гостеприимного хозяина.
Как везде, как всегда, Себальд интересуется жизнью, настроением людей. Запас его русских слов невелик, он недостаточно понимает окружающих, и Михельсон неустанно переводит.
