Прошу радиста срочно связаться с Ан-2. Пока он вызывает и обе станции настраиваются, я успеваю написать радиограмму.
«Командиру Кедровки-2. Немедленно направляйтесь... Координаты... Место катастрофы отмечено дымкой затухающего пожара. Обследуйте прилегающий район, установите, живы ли люди. Срочно направляйте на место катастрофы нарты с опытными проводниками, аварийным грузом, радистом и запасными оленями. Дальнейшие указания радист получит в пути».
Когда мы были уже далеко от Удыгина, получили ответ с борта самолета Ан-2.
«Идем по вашему заданию. Запас горючего для обследования один час. Затем вернемся в Удское. Переходим на связь со штабом».
Мы уходим на запад. Солнце слева. За последним хребтом, оконтуренным полуденными тенями, показалась знакомая излучина Зеи. Машина разворачивается, падает на землю, устало бежит по грунтовой дорожке.
На радиостанции пискливо работал приемник. Радист, не отрываясь от работы, показал рукой на радиограмму.
«Километров пятнадцать не долетая до места назначения, — сообщил командир Ан-2, — обнаружили на Удыгине человека, подававшего руками знаки о помощи. Мы сразу узнали Тиманчика. Рядом были видны волокуши, и как нам показалось, на них лежал человек. Затем Тиманчик впрягся в волокуши, стал тянуть их дальше, все время падая, видимо, он хотел этим сказать, как трудно ему передвигаться. Мы сбросили аварийный груз и вымпел с запиской. В ней предупредили, что при наличии погоды утром будем, сообщим о выходе спасательной группы».
Это сообщение было для нас наградой. Трудно было что-то сразу решить. Однако не было сомнения, что и Степан жив, мертвого Тиманчик никуда бы его не поволок. Но он, видимо, в тяжелом состоянии.
— Предупредите экипаж Ли-2, пусть отдыхает, через пару часов летим на Удское, — сказал я Плоткину. — Проконсультируйтесь с врачами, что нужно при данной ситуации сбросить потерпевшим. Все остальное решим в Удском.
Сам я иду домой обедать. И, хотя еще далеко до конца, еще много трудностей впереди, все же верю, что все кончится хорошо и мы снова с Тиманчиком пойдем одной тропою. Уж теперь-то он выпутается из беды. Ему важно было стать на землю ногами, а дальше он не сдастся...
Хозяйка встретила меня в передней, настороженная, вопрошающая.
— Живы, по вас вижу, живы! — вскрикнула она.
— Да, Евдокия Мироновна, живы, а самолет сгорел.
— Бог с ним, с самолетом, — неожиданно согласилась она, — живы бы были люди. Вот уж насмотрелись-то смерти в глаза, голубчики мои, — и она на радостях заплакала.
