Когда бетонная плотина встанет во весь рост, будет готов и ее «телохранитель». Этой скрытой плотины никто не увидит. Ее называют «инъекционной завесой». Скалам необходимо искусственное укрепление пород. Для повышения прочности бортов плотины в скалах пробурят скважины, в которые будет нагнетаться под большим давлением цемент. Скалы и плотина станут монолитом. В специальной научно-исследовательской штольне приборы будут ежесекундно прослушивать организм плотины.
...Вечером я сидел у огромной гидроэнергетической карты в кабинете начальника строительства ГЭС. Карта висела за спиной начальника и была своеобразным фоном к его словам.
— Мы, гидротехники, давно уже обжили равнинные реки, — сказал Зосим Львович Серый.
Этот худощавый пожилой человек с насмешливым взглядом серых острых глаз был комсомольским секретарем возрождаемого после войны Днепрогэса. Более тридцати лет он отдал гидротехнике.
— И жизнь предложила: пожалуйте в горы...
Серый «пожаловал» в горы одиннадцать лет назад, сразу, как начались в стране серьезные работы по освоению горных гидроэнергоресурсов.
— Токтогульская ГЭС, — продолжал Серый, будущий горный энергогигант, и для многих из нас — цель жизни, а не средство прожить. Здесь «выживают» не самые сильные и выносливые, а прежде всего фантазеры и мечтатели — элита горных строителей. О каждом из них можно рассказать легенду. И про главного инженера проекта ГЭС Кузьмина, единственного в мире человека, пять раз побывавшего на пике Ленина, и про любого рабочего, кладущего сегодня бетон в тело плотины...
За спиной Серого по карте мчался Нарын. На его пути вставали плотины, собирались моря, от будущих станций шагали по Средней Азии гигантские ЛЭП. Карта рассказывала о будущем Нижненарынского каскада на десятки лет вперед.
Поздно вечером я шел извилистой цепью огней — главной улицей Кара-Куля. Мимо, обдавая лицо вихрем снежной пыли, ехали автобусы с ночной сменой. В окнах мелькали лица знакомых и незнакомых мне ребят.
В автобусах пели.
Л. Лернер
— Что же рассказать вам о моей родине? — еще раз повторил Мапиза, задумчиво глядя в окно на белевшую за деревьями чашу Лужников. Мы сидели в номере гостиницы «Юность», но чувствовалось, что мой собеседник весь еще был там, в огромном, празднично украшенном зале Кремлевского Дворца съездов, где со всего Советского Союза собрались посланцы Ленинского комсомола и их молодые единомышленники из десятков стран мира. Как с жаром стал убеждать меня сам Мапиза в первые же минуты знакомства, он даже сейчас никак не мог поверить, что исполнилась мечта его жизни: побывать в Москве, увидеть Мавзолей, Кремль. И при этом все заглядывал мне в глаза, словно хотел убедиться, понимаю ли я его. Да, я понимал этого невысокого парня с приплюснутым широким носом, веселыми темными глазами. Понимал и радовался с ним его какой-то приподнятой, торжественной радостью. Но, увы, у меня было четкое редакционное задание: взять у нашего гостя интервью о борьбе патриотов Зимбабве за свободу, которое нужно было выполнить здесь, сейчас, пока Мапиза опять не исчез в праздничном водовороте съезда комсомола. Поэтому я и был так настойчив, расспрашивая его о том, о чем ему явно не хотелось думать.
