Вокруг Света 1974 № 08 (2407) | страница 21
Я ни за что не отказал бы себе в удовольствии выйти на льва с копьем, если бы не поклялся, что буду охотиться на диких животных только с помощью фотообъектива. Последний раз я держал ружье в руке, наверное, лет пятнадцать назад, когда охотился на раненого и поэтому особенно опасного леопарда. И еще раз я взял с собой оружие, когда решил добыть шкуру кодьякского медведя на Аляске. Индейцы проникались ко мне безмерным уважением, когда видели в моей лодке серую шкуру гризли. Самые смелые индейские охотники издревле украшали себя ожерельем из зубов и когтей серого гиганта американских лесов. Тут без ружья не обойтись — ведь и самый длинный нож застревает в сальной прокладке огромной полутонной туши.
Прежде индейцы брали медведя без пуль, с луком и стрелами. Уверяю вас, очутиться лицом к лицу с гризли не по нутру самому отчаянному храбрецу. И все же я по-прежнему утверждаю, что человек, приближающийся к животному без оружия, находится, если хотите, в большей безопасности.
Как-то я фотографировал молодых воинственных слонов. Застать слона врасплох — занятие небезопасное, потому что нрав раздраженных слонов крайне неустойчив. Если слон решил свести счеты с противником, он будет гнаться за ним по лесу со скоростью сорок километров в час, легко разрушая все преграды.
Чтобы сделать снимки с близкого расстояния, я отделился от сопровождавшей меня группы носильщиков и подошел к слонам вплотную. Один самец все-таки заметил меня и угрожающе поднял хобот. Я тут же ретировался. Уверяю вас — если бы он увидел у меня в руках винтовку, мне не удалось бы отделаться так легко.
Человек, который ничего не боится, — просто дурак. Но бывают два рода страха — контролируемый страх и бесконтрольный. Ты контролируешь свой страх — значит, осознаешь опасности, которые могут встретиться тебе, и пытаешься избежать их. В этом случае всегда найдешь выход. А бесконтрольный страх — это просто паника.
Итак, я решил подняться на Рувензори. У меня было две причины совершить это восхождение. Во-первых, мне хотелось посмотреть на гору, откуда берет свое начало один из истоков Нила, а во-вторых, в начале века на Рувензори поднимался один из основоположников итальянского альпинизма герцог Абруццкий, и мне хотелось повторить его восхождение. По обыкновению мы шли небольшой группой. После ужасной трагедии на Монблане (1 В этой драматической экспедиции альпинисты подверглись буквально «расстрелу» молниями, а потом на них обрушился трехсуточный снежный буран. В результате из семи восходителей в живых осталось только трое. — Прим. ред.) я предпочитаю совершать восхождения в одиночку. Для подъема на Рувензори я взял с собой только одного спутника — сомалийца Мухаммеда. Я выбрал самый короткий — лобовой маршрут, хотя он самый трудный. Я считаю, что гора требует уважительного отношения к себе. Для меня вершина — это проверка мужества человека, проба его сил, способ самовыражения. Восхождение — это частное дело, касающееся только меня и вершины. При восхождении я считаю возможным пользоваться только классическими средствами — такими, как веревка, ледоруб, крюки, да, пожалуй, еще деревянные клинья.