Когда Кондрат улегся и засопел в глубоком сне, Петр Савельич и Анна Гавриловна долго стояли над спящим Кондратом, рассматривая его юное, утомленное и доверчивое лицо, открытый рот и закрытые, запавшие глаза.
– Ты паровоз любишь, – произнес старый машинист, – и меня иногда вдобавок, надо и его любить.
Старая жена машиниста молчала.
– Когда я увидел, что машина у них совсем изуродовалась и заболела, – говорил и советовался с женой Петр Савельич, – я поругал машиниста, а Кондрату хотел уши нарвать, но потом передумал: пусть, думаю, живет, я его усыновлю и воспитаю, чтоб из него большой механик вышел...
Затем, вспомнив кое-что, старый машинист добавил:
– Ну вот что, поговорили – хватит. Ты поставь сейчас тесто, а завтра утром оладьев для Кондрата испечешь. Его надо хорошо питать!
– А я хотела бы блинцов напечь, Петр Савельич, – возразила жена.
Тут уж механик не стал спорить со своей женой.
1940
