Она неодобрительно посмотрела на девушку, на ее нарядный костюм и новые туфли, и под этим холодноватым, по-женски проницательным взглядом уже немолодой, с бесцветным лицом секретарши Лене стало как-то не по себе и вспомнились утренние колебания: надевать или не надевать для посещения судьи свой лучший костюм и новые туфли.
«Ведь говорила же — не наряжайся!» — с досадой подумала она, чувствуя, как недавняя решимость обязательно повидать судью покидает ее. И все в этой слишком уж скромно обставленной комнате, с такой под стать мебели сухой секретаршей, как бы подтверждало ее сомнения: «И незачем было приходить. Здесь суд. Здесь даже секретарши смотрят по-особенному — сурово и неодобрительно. Поворачивайся и поскорей уходи».
Но Лена не очень-то любила поворачиваться и уходить, так ничего и не добившись. Да и эта постная женщина за столом положительно начинала ее злить.
— Ничего, я подожду, — с вызовом глядя на нее, сказала девушка.
— Но я же объяснила вам: сегодня неприемный день. Приходите завтра.
— Завтра? Ну нет, завтра я не могу. — Лена заметила, как удивленно расширились глаза секретарши, и, довольная, что хоть чем-то расшевелила ее, перешла в наступление: — Если здесь нельзя ждать, то я подожду в коридоре. И вообще, — это «вообще» она произнесла совсем как секретарша: высокомерно-протяжно, — почему у вас тут так хмуро? И мебель какая-то скучная, и вот занавески пыльные…
— Как?! — оторопев, воскликнула женщина. — Это приемная судьи, гражданка! — взорвалась она. — Здесь суд, а не театр. Ясно? И ждать в неприемные дни здесь нельзя. Я занята, мне работать надо.
— Ну и что ж, что суд? — невозмутимо заметила Лена. — В суде как раз и должно быть светло, чисто, просторно. Разве я неправа? — Она вежливо, благожелательно смотрела на секретаршу. — А эти занавески… Неужели так уж трудно вам было их постирать?
Разговор был окончен. Лена не стала ждать гневных слов, которые уже готовы были сорваться с губ вскочившей со стула женщины, и вышла в коридор, тихонько прикрыв за собой дверь.
«Ну вот, всегда я так! — смеясь и досадуя на себя, подумала она. — Наговорю людям бог знает чего, а потом лезу к ним со своими просьбами».
Она прошлась по коридору, раздумывая над тем, стоит ли ждать, когда освободится Кузнецов, и сколько, собственно, ей еще придется ждать.
В конце коридора за чуть приоткрывшейся дверью послышался чей-то громкий, срывающийся на крик голос. Лена заглянула в просвет между дверными створками.
