— А вам как хотелось бы?
Я отошел, подумав, что такой человек может замерзнуть на ветру и не сказать больше ни слова.
Подошел катер, на пристани стало шумно. Люди группами занимали места, бросали в один угол сумки, из которых торчали свечи, электроплитки, красные сапожки. Почти сразу же послышался стук доминошных костей.
Я вышел на палубу, чтобы рассмотреть приближающуюся бухту. Быстро смеркалось, а мне очень хотелось войти в бухту еще засветло. Я пробрался по левому подветренному борту и, пройдя к носу, снова увидел парня. Он все так же, облокотившись об угол рубки, смотрел вперед, на воду. Видно было, что он давно стоит на ветру, продрог, но уходить ему не хочется, да и некуда. К тем, что играют в домино, или к тем, у кого в сумках хозяйственные принадлежности, он привыкнет не сразу. Не сразу интересы и заботы станут общими.
— Это и есть бухта Врангеля? — не оборачиваясь, спросил он. В голосе было не то удивление, не то разочарование. Я не ответил ему. Мое внимание привлекли «ворота» бухты. Они раздвигались, открывая серые сопки. В глубине бухты чернели суда. Одно, покрупнее, стояло бортом к открытому заливу и кормой к берегу. Судя по расположению, оно, вероятно, и было тем судном, четыре огня которого я видел вчера ночью. Открылись серые сопки, и на правом мысу, высоко над обрывом, возник красный двухэтажный дом. Слева по борту прошла шаланда, всем корпусом сидящая в воде, а навстречу двигалось очень знакомое судно. Вглядевшись, я узнал «Капитана Лысенко»...
Мне показалось, что парень что-то сказал, и я обернулся. Он неожиданно протянул руку:
— Сергей, — и вдруг быстро заговорил: — Маялся, маялся после окончания школы, думал, куда бы податься, и вот приехал!
Он смотрел на меня так, словно искал утешения и, казалось, ждал, чтобы я сказал ему, что его первое впечатление обманчиво, что здесь райская жизнь... Наверно, он впервые уехал от родителей так далеко и еще не разобрался, верно ли он поступил, оставив родительскую опеку. Ему трудно перед встречей с реальностью, которая даже не началась, а лишь приближалась в виде открывшейся бухты и серых сопок. Вся романтика осталась позади. Позади первое сообщение родителям о своем дерзком решении, разговор с друзьями, среди которых он чувствовал себя взрослым мужчиной, уезжающим через всю страну, на Дальний Восток, с тем чтобы начать самостоятельную жизнь далеко от Москвы, где окончил школу и освоил московские кафешки на Калининском проспекте... Когда я сказал ему, что тоже из Москвы, он смутился и не поверил, не ждал, что так быстро встретит в этих краях москвича. Он даже решил проверить, не обманываю ли я, и поинтересовался, в каком районе я живу и какой вблизи кинотеатр. Когда ответ сошелся с его представлениями о московской географии, он смутился еще более от своего недоверия, но было видно, что теперь он готов говорить со мной о чем угодно...
