И предупредил, что все нужно проделать мгновенно, как бы одним скачком...
— Ты смотри, хорошо смотри! — сказал Палавон-Назар мне. — Я пойду, смотри, как я пойду, потом ты пойдешь!
Когда-то деревянную обувь, кстати сделанную весьма искусно, носили почти все жители Памира. Чтобы она не стиралась быстро на горных тропах, в подошву вделывали металлические пластинки. Эта пара принадлежала мужчине.
Я смотрел с предельным вниманием, но увидел только легкий, как балетное па, скачок Палавон-Назара. Я едва заметил, как босые ноги его мгновенно прикоснулись в трех точках к скале, и он оказался на ней, на хорошей площадке, откуда продолжалась тропа. Палавон-Назар как бы перелетел по воздуху.
Он стоял на той стороне, спокойный, одобрительно улыбающийся: вот же, мол, видал? Ничего трудного!
Но я понял, что мне такого прыжка не сделать... И я стоял, не решаясь прыгнуть, в позорном страхе, не зная, что делать дальше.
И Палавон-Назар понял, что убеждения были бы бесполезны: этот русский человек здесь не пройдет. Такой путь годится только для них, бартангцев!
И он нашел выход из положения. Быстро размотав свою чалму, он накрутил один ее конец себе на руку, в другой конец заложил увесистый камень и кинул его мне. Я поймал его.
Все дальнейшее было просто: привязав конец к поясному ремню, я кинулся в прыжок очертя голову и, конечно, сорвался, но, повиснув на чалме, описал, как маятник, дугу и оказался у площадки, на которой стоял Палавон-Назар. Мне осталось только крепко ухватиться за выступ скалы и выбраться на нее.
Ценность посуды в горах определяется на редкость ясно и точно — весом еды, на которую посуда рассчитана. Разумеется, лучшим считается большое блюдо, как и большой кувшин. Есть и другие тонкости. Например, крайний справа кувшин, который вы видите на снимке, «поющий». Носик его сделан так изобретательно, что вода или вино, вытекая, «звучит». Очень тонко и нежно.
Так же перебирался и Юдин, а Ходжа-Мамат и Иор-Мастон перепорхнули через скалу без посторонней помощи.
— Это ничего сейчас!—сказал нам Палавон-Назар. — Сейчас тепло, вода ничего... Зимой, правда, плохо. Очень плохо зимой: здесь лед! Много наших людей здесь в воду падало!..
— И что же? — не совсем умно спросил я.
— Ничего. Пропали люди. Ий-о, дух гор! Нам здесь надо колючку, дрова носить. Мы овец носим здесь, все, что надо, носим! Плохой овринг!»
...Лучшим эпилогом к любому плохому может быть то, что сейчас этого плохого нет.
