— Но Паустовский писал, что он захоронен в Домской церкви.
— Конечно... Может быть... Но я точно знаю — на Сааремаа.
Я не верю ему.
— А вы не знаете, лет двадцать назад в церкви был сторож или звонарь, где он? — Пастор порылся в памяти. — Он ходил с вечно погашенной трубкой.
— А-а-а, — протянул пастор, — был, — он назвал его имя. — Был, но умер. Давно умер.
И я снова не поверил ему. Не хотел верить...
Я ожидал увидеть «Вегу» старушкой, но все еще большой и красивой. Однако у одиннадцатого причала еще издали я разглядел среди современных сухогрузов маленькое суденышко, похожее скорее на яхту с голыми мачтами. Что-то вдруг защемило внутри, и, как это бывает в детстве, возникло чувство обиды непонятно на кого и за что. «Бега» действительно постарела, но руками курсантов она была все так же заботливо выкрашена свежей белой масляной краской.
На паруснике все помещения под палубой, отчего палуба кажется безжизненной, пустой. И только когда подняты все паруса — судно преображается, поднимается над водой, и романтический вид его не сравним ни с какими четкими и строгими линиями современных громадин. В парусном судне есть что-то от ветра, от песни.
Я сохранил это судно в памяти во всех деталях не только потому, что курсантом плавал под его парусами и учился на нем, но и потому, что «Вега» — это вообще первое судно, на которое я не только ступил в первый же день своего приезда, но еще и ночевал вместе с Вяйно в носовом кубрике.
Я надеялся, что механик на этом учебном судне наверняка знает о Вяйно и поможет разыскать его.
Молодой штурман пригласил меня обедать в кают-компанию, сказав, что механик скоро будет. В кают-компании я чувствовал себя легко и свободно и с удовольствием зачерпнул половником наваристый борщ.
— Рейно, — обратился капитан к пригласившему меня штурману, — после обеда соберите первый курс, у меня с ними занятия.
— Борис Михайлович, разрешите и мне присутствовать?
Штурмана не поняли и переглянулись, а капитан улыбнулся :
— Вы когда окончили училище?
— В пятьдесят четвертом.
— Да-а... — протянул он, словно я напомнил ему об очень далеком, — тогда эти молодцы, — кивнул он на штурманов, — ходили в чулочках и с ранцами за спиной.
— «Правила предупреждения столкновения судов», — четко диктует капитан, и ребята, склонив головы, начинают быстро записывать.
Вслушиваюсь в неторопливые слова капитана и, чтобы вернуть ощущение, которое испытывают сейчас курсанты, тоже достаю блокнот и пристраиваюсь в четкий ритм лекций. Понимаю, что не отвык, успеваю записывать, но в то же время чувствую себя чужим. Не нахожу какого-то внутреннего, бессловесного контакта с этими парнями, как не могу пока отыскать тот первый день, я вижу его, но он исчезает при попытке к нему приблизиться.
