Они прекрасно дополняли друг друга — насилие, принесенное на шпагах конквистадоров, и божья благодать — в речах церковников.
Всякий раз после очередной резни индейцев посланцы ее величества королевы Испании доносили ей, что на острове все спокойно, а жители верноподданны.
Индейцы были или истреблены, или вымерли от голода и беззастенчивой эксплуатации. На территории провинции их почти не осталось. Памятник епископу Лас-Касасу, первому выступившему против уничтожения индейцев, на одной из площадей города, да и само название Камагуэй — индейское по происхождению — напоминают об этом.
Уже пять веков храм омывают тропические ливни и обжигает солнце. Влюбленные, проходя мимо него, притихают.
Время к полуночи. Бьет храмовый колокол. Звуки торжественно и тревожно плывут над плоскими
крышами, обнесенными каменными барьерами или металлическими стойками, над десятиэтажной гостиницей, над особняками в испано-мавританском стиле, наглухо отгородившимися от улиц коваными оконными решетками и глухими узкими дверьми, и плывут дальше — к полям, к морю.
Тихо беседуют почтенные старики, сидя на низких стульчиках вдоль стен похоронного бюро — фунерарии, наконец-то редеет очередь у кинотеатра Эль-Канто, где идет советский фильм «Коммунист». Он пользуется здесь небывалым успехом. Наш переводчик Лино Солер-и-Кардосо, находясь в отпуске в Гаване, стал свидетелем теперь уже широко известного случая. Во время демонстрации в одном из гаванских кинотеатров в тот момент, когда Василий Губанов упал, сраженный десятком пуль, в зале поднялись милисианос и закричали: «Встань, встань, товарищ!» Губанов не вставал, и тогда автоматные очереди разорвали тишину кинозала — милисианос изрешетили экран, стреляя во врагов Коммуниста.
Уже очень поздно, но еще светятся окна серой громады — городской библиотеки. В наплывающем тумане они кажутся увеличенными.
Склоненные над рукописями и книгами люди, получившие только после революции доступ в крупнейшую библиотеку столицы провинции, на минуту отрываются от текста и прислушиваются к перезвону, отмечающему неизбежное течение жизни. Звонарь немного спешит, но этого никто не замечает.
А звон плывет над кактусовыми изгородями, усыпанными цветами.
Закрываются ставни. Опускаются жалюзи. Затихают шаги расклейщиков афиш. Появляются первые патрули — милисианос. Куба должна быть начеку. Среди милисианос вижу некоторых ребят и девушек, что работают со мной. Вечная бдительность — залог свободы. А кубинцы очень дорого заплатили за нее...
