Сочинение в цветах и листьях
Стоял теплый летний день, один из тех, что так приятно припомнить зимой. Кроме того, был праздник — «День цветов», первое воскресенье августа. Поэтому не удивительно было оказаться в этот день на центральной площади праздника, в Главном ботаническом саду.
Сначала я шел мимо открытых газонов, на которых цветы — такие обыкновенные и знакомые, а рядом таблички объясняют по-латыни, что цветы эти не так уж обыкновенны и будто бы даже незнакомы. Потом дорожки сада привели меня в выставочный павильон. Здесь букеты, освещенные солнцем, пристроены в корзинках, на березовых поленьях, на фоне зеленого кафеля стены, в овальном проеме окна, некоторые даже подвешены на нитях.
Но самое интересное было, когда, спустившись по ступенькам, попал я в подсобную комнатку. Пахло ароматами всех цветов земли, и будто бы все цветы земли, в горшках, ведрах, кувшинах и банках заполнили здесь и подоконник, и столы, и подставки. На одной из свободных табуреток лицом к окну сидела женщина. Она составляла букеты.
В немного вогнутую стеклянную тарель, словно в опрокинутую линзу телевизора, она кладет металлическую щетку — кэнзан, плотно усаженную иглами, и затопляет в воде. Потом берет большой глянцевый лист бразильской лианы (с этаким вычурным полным латинским именем «монстера делициоза»). Лист лапчатый, и внутри его фигурные окна. Женщина накалывает его мясистую лапу на иглы подставки, и лист остается стоять над озерком в тарели, как задник на сцене.
Это первое ее действие, видимо, не вызывало сомнения: она давно присмотрела лист и знала, что сделает с ним «что-нибудь». Дальше было сложнее. Лист стоял красивый, и на сцене перед ним ей, должно быть, виделись цветы в разных сочетаниях. Одно лучше другого. Видения путались и уплывали, а лист оставался стоять один с крепко приколотой лапой. Потом, решившись, из груды букетов, окружающих стол, она выхватила желтый ирис и положила ветку у основания лианы. Желтизна вспыхнула на зеленом, и конструкция приобрела объем. Это было что-то вроде обещания красоты, и от этого женщине стало хорошо и беспокойно.
Дальше придвинула ближе охапку огневых, краплачных роз «лавит» и, выдернув одну, тоже приложила к лиане. Роза, такая красивая сама по себе, начисто перечеркивала приготовленную сцену, а ведь тоже красивую... Грубо. Убрала розу. Сидела на табурете неподвижно, скучно глядела в окно, по сторонам. Мерно капала вода в раковине позади, гипсовый амур, некогда стоявший в парке, отвернулся к стене. Рассеянными движениями, будто машинально, стала она смахивать ветки и листья со стола перед собой. Постепенно поле перед ней очищалось, прояснялось что-то и внутри ее.
