Но если у человека есть забота о детях и ответственность перед ними и перед их детьми, перед всеми, кто будет после нас, то вправе ли мы думать, что нет у нас и обратной ответственности — перед отцами и дедами, перед этим необозримым и неисчислимым сонмом людей, которые корчевали неподатливую землю, рыли колодцы, разминали в руках глину, писали прочные буквицы на пергаменных листах, ходили на сечи с супостатами, пели тягучие песни, растирали цветной камень в ступочках, собирали травы от сердечной боли, плавали в разведку по новым руслам, крошили хлеб на могилах, стучали резцом по белым плитам, пускали на ночлег сирот и нищих, рождались и умирали незаметно, — вправе ли мы отказаться от этой нашей общей и по преимуществу безымянной пражизни?
А если мы за эту жизнь отвечаем, то как же пренебречь тем, что составляет, может, наиболее полное ее выражение и в чем она представлена своей вечной, неотменяемой стороной! Прошли годы, пока не увидел ученый то, что исчезло, казалось, безвозвратно.
...От основания стен, будто продолжение трав и стеблей, зеленеющих внизу, ползут вверх густые каменные заросли, сквозь которые глядят на нас полульвы-полурастения, звери с птичьими клювами и крыльями, сирены, барсы, кентавры, пернатое, клыкастое, кишмя кишащее по зарослям зверье. Это живая материальная стихия, растительно-животная плоть матери земли, все то, что расподобилось без числа на роды и виды, чтобы на свой манер радоваться общему воздуху и свету.
А выше — там люди, для которых солнцелюбиво и пышно цветет земная почва. Там венец творенья — многоликий человек: мы видим лица ратников и князей, подвижников и мастеровых, юношей и старцев — всех, кто победил в себе страх перед слепыми «языческими» силами природы и научился видеть в ней доброе, беззлобное и праздничное начало.
Еще же выше, в закомарах — третья, «небесная» сфера изображений, тот идеальный космос, в ликах и образах которого средневековый человек искал подтверждение своим думам о справедливости, о смысле жизни.
Так и стоит здесь человек, тесно связанный с землей, с ее текучими событиями, но одновременно и обращающий глаза к небу, и именно через человека осуществляется связь земного и небесного, временного и вечного, «перстного» и духовного. Человек как бы пребывает внутри круга, того самого, что, по понятиям той поры, означал вечность.
Но не только эту общую мысль извлек ученый из хаотических рельефных нагромождений. В задании заказчика, в работе мастеров столько было неповторимо личного, что и оно не могло не выплеснуться на стены. И вот поддались прочтению: горячая забота о единстве и величии Владимиро-Суздальского края, любовь к зрелищу, к гротескному и фантастическому началу в природе; наконец, стремление донести в линии и объеме опыт своих учителей, запах земель, из которых они пришли в Ополье.
