Саша никогда не рассказывала эту легенду канадских эскимосов. Может, стеснялась ее наивно-детской радости, кто знает! Люде вспомнилась улыбка Саши, когда сказку рассказывали другие. Но тут же в голову ей пришло: «Не хватает нам еще этого кабана!»
Люда ничего не опасалась на этой дороге, привыкла к ней, но сейчас все чаще поглядывала по сторонам. Деревья возле дороги темнели, наполняясь угрюмыми, смутными движениями, и нельзя уже было сказать с определенностью, что их шевелил только ветер...
Солнца не было уже совсем.
Люда вступила на ровное, чистое от тайги пространство, охраняемое домом. Это окружение светлой пустоты было отвоевано у тайги лет тридцать назад первыми обитателями сопки. Люда даже не заметила, когда начала бежать. Она увидела себя вдруг уже запыхавшейся, бегущей с колотившимся сердцем. Теперь ничто, кроме захлопнутой за спиной двери, не могло избавить ее от страха. И действительно, она еще стояла, прислонившись спиной к двери, еще не зажигая света и едва опустив на пол сумку, а страх уже проходил. Она улыбнулась ему вслед: «Вот ведь трусиха-то... Солнце-поклонница!»
Дальнейшие ее мысли и заботы могли бы показаться, быть может, не стоящими особых сил и времени, но она-то знала им цену. Люда сидела, а надо было встать и обязательно переодеться. Потом так же обязательно заняться чаем, прибрать в комнате... Она поднялась, чтобы делать все это, уже мысленно распределив дела на весь вечер, уже видя себя занимающейся то тем, то другим, — и ее наполняло спокойствие.
Переделав все, Люда села к чистому столу. Чувство усталости и довольства собой почти баюкало ее. Книги лежали перед ней веселым и нужным грузом. Люда знала, что это довольство пройдет, заменится сначала деловитостью, а потом и усталостью. Еще несколько минут посидела она тихо, не придвигая книги к себе...
Над столом, приколотая булавкой к стене, висела прямо перед ней картинка из какого-то журнала: снимок древнеегипетского каменного барельефа. Солнце тянулось на нем к Земле четырнадцатью лучами, и каждый луч был рукой — маленькой ладошкой. Ладошки опускались к Земле, чтобы прикоснуться к ней. Пространство между ними перечеркивал иероглиф J. Он означал Жизнь. Встречала лучи жрица. Она была одета, но, будь и обнаженной, она не была бы красивей — так откровенно одежды не скрывали ничего в ее прекрасном теле. Чуть запрокинув голову, словно готовясь пить льющиеся прямо на нее лучи, женщина смотрела на Солнце. Во взгляде не было ни мольбы, ни подобострастия — одно наслаждение...
