— Хорошо. Где крыло?
— Отошли от «Т».
— На сколько?
— Примерно на ширину крыла.
— Начинай третий разворот!
— Выполнил.
— Высота?
— Триста метров.
— Снижайся до двухсот. Где проектируется «Т»?
— Градусов двадцать до посадочной линии огней. Ее отлично видно! Смотри, прожектор посадочный врубили! Как днем видно!
— Хорошо. Начинай четвертый разворот. Выходи на линию посадки!
— Вышел.
— Где проектируется нос самолета?
— Ниже «Т».
— Высота?!
— Сто пятьдесят.
— Чуть подтяни. Так. Где «Т»?
— На носу.
— Убирай газ. Не полностью. Пологое снижение. Еще по ложе!
Я закрыл лицо перчатками и сбросил на затылок очки, чтобы осколки стекла не врезались в глаза.
Удар... Самолет подпрыгивает. Придерживаю рукой штурвал. Еще удар. Катится. Останавливается.
— Сели! Сели! — радостно вопит Иван. — Зачем выключил двигатель?! Или он сам остановился?
— Ваня, иди на старт. Проси кого-либо отрулить. Я ослеп...
Вой «санитарки» глохнет у самолета.
— Что тут у вас произошло? — голос командира полка.
— Товарищ командир! Он... он ослеп! — это говорит Иван.
Кто-то взбирается на самолет, мне слышно, как машина вздрагивает, кто-то сильными руками поворачивает мою голову и проводит по лицу ладонью, стирая пот...
— Видишь?
Багровый туман и резь в глазах.
— Помогите его в «санитарку»!
— Я сам. Я сам...
Выбираюсь ощупью на крыло. Спускаюсь ниже, придерживаясь за борт руками. Конец крыла. Останавливаюсь. Меня подхватывает несколько рук...
Скрипучий, неприятный голос — это главный врач госпиталя Яков Борисович; мягкий, воркующий — старшей сестры Вари. Какие-то уколы, микстуры, повязка на глазах с какой-то примочкой. Самые элементарные потребности — проблема... И обо всем надо кого-то просить. Слепец...
Утренние обходы врачей. Шарканье многих ног по полу в палате. Приглушенный шепот. Жаль, что мне не пришлось изучать глазные болезни и я не разбираюсь в этих фразах по-латыни. Что за ними?.. Приговор или надежда?
Опять на утреннем обходе приглушенный шепот. Теперь я узнаю лишь одно слово — «снотворное». Сплю... Не знаю сколько. Но во сне вижу! Прошлое, настоящее, но все в каких-то кошмарах, все неестественно, искажено и страшно.
— Не надо мне. снотворного! Варя, не надо!
— Буйствует! — скрипучий голос главврача. — Нехорошо, молодой человек! Нехорошо.
Снотворное больше не давать. Завтра снимем повязку.
— Доктор! Яков Борисович! А я... буду видеть?
