Затем молча, ни на что не глядя, она прошла мимо него, преступника, коленопреклоненного, низко склонившего голову и дрожащего от страха, как будто чья‑то невидимая рука занесла над ним топор.
— Элен! Элен!..
Она не оглянулась, даже не повернула голову. И тогда, терзаемый этой постигшей его карой, изнемогающий от ужаса — но не от раскаяния, ибо есть души, где раскаяние не может родиться, — сенатор барон Лоис, все еще стоя на коленях, которые, казалось, приросли к полу, устремил свои расширившиеся от ужаса глаза на двери кабинета, оставшиеся раскрытыми, и впервые за всю свою жизнь с чувством непоправимости ясно понял всю меру своей низости. А вдоль роскошной, ярко освещенной галереи, между двумя рядами ливрейных лакеев и нарядно одетых просителей, уходила прочь царственная и чистая, неподкупная седовласая вершительница Правосудия — полномочный представитель народа и бога, гражданка Изидор.
