Время было сложное: страна только-только вылезала из войны. Хотя сегодня есть основания думать: стань Белютин главным в нашем искусстве, глядишь, его удалось бы приручить, а вред от его деятельности минимизировать. Направить его энергию в мирное русло. Белютин ведь прекрасный теоретик! Он замечательно знал историю европейского изобразительного искусства. Зачем ему было ломать художников, среди которых были и фронтовики, и пытаться создать новое направление? И академия, конечно, напряглась и попыталась подставить Белютина этой дурацкой выставкой, которая была на антресолях в 1962 году. Короче, в той выставке слились две войны - политическая и искусствоведческая. Какая из них первична, сказать сейчас трудно, но для меня важна политическая составляющая события 1962 года. Об искусстве говорить не приходится. Ни тогда не приходилось, ни - особенно! - сегодня, когда мы увидели, что 13 выставленных работ - это просто-напросто материал, который мог быть написан одним человеком и подписан единственной фамилией: Белютин.
Выставка, посвящённая 30-летию МОСХ, привлекла много хорошего. Но там был отсек, тот самый, вокруг которого поднялась волна возмущения, где были выставлены не только "Геологи" Никонова, но и "Обнажённая" Фалька. И стало ясно, что "Левый МОСХ", который занимался этим отсеком, ничего особенного собой эстетически не представляет. Всё самое замечательное было в первых залах. Но дура-публика бежала в Манеж, искать, где "обнажённая Валька".
- Случай, оказавшийся удачным с точки зрения маркетинга? Анекдот, принёсший популярность событию, позиционируемому как элитарное? Не то сегодня: мы имеем просчитанный маркетинговый ход. Выставка называется "Те же в Манеже". Громко: событие продаётся как повторение того, что было 50 лет назад. Мы приходим. Оказывается, в Манеже сдаётся угол под экспозицию, а вся она состоит из хлама далёкого 1962-го. Приходится признать, что торговать авангардисты умели и умеют до сих пор.
- Ты не прав. Сложившийся мировой арт-рынок - закрытая среда, к свободной конкуренции не имеющий отношения, а к эстетике и того меньше. Это биржа, которая обеспечивает некоторые спекуляции, перераспределяя доходы среди игроков, которых, кстати, не очень много, но любит пополняться новыми деньгами исключительно из государственного кармана. Частный заказчик предпочитает "для души" фигуратив. Если речь идёт о спекуляциях, о вложении капитала, то он будет следовать моде, но если разговор зайдёт о том, что повесить в спальне, то будь уверен, что среди полотен не окажется ни одного, которое ты не увидел бы на Арбате. Потому что арбатские художники "рисуют похоже" и умеют это делать. Люди, которые ценят деньги, ценят профессионализм и ремесло. Их обмануть трудно, поэтому авангард вновь обращается к государству. На это хочется сказать: "Свободные кураторы и комиссары, вы же ждали этой свободы, вы мечтали о частном заказчике. Вот он появился! Так не лезьте теперь в государственный карман!" Лезут. Поскольку с самого рождения СССР авангардист силился стать официальным летописцем страны, воспитателем молодых, гегемоном в эстетике. Авангард крушил и давил всё вокруг, пока сам вдруг не оказался ненужным. Заказ на разрушение иссяк, но не иссякли сами разрушители. Это та же диалектика, о которой мы говорили выше: в начале каждого мира лежит хаос из обломков старого. Старый должен кто-то разрушить, и это не прихоть, это закон. Но приходит время порядка и созидания. Разрушители должны быть устранены, если не перевоспитанием, то как-то иначе, но обязательно. Пойми, они - уже помеха. Были помехой тогда, являются помехой сегодня, когда нужно не ломать, а строить. Нам предложили философски осмыслить, что случилось в 1962 году. Вот и осмысляем. Я утверждаю, что это был первый шаг к развалу того, что к тому времени было создано, - в первую очередь развалу правильного сознания и здравого смысла. Потом случился развал экономики, но сначала Белютин пытался развалить соцреализм, причём пластовский реализм. Белютин решил вернуться к истокам русского авангарда, к началу XX века - и честь бы ему и хвала, если бы теоретически это сделал, показывал бы слайды того же Малевича, писал бы книги, но он перенёс разрушительную работу в полевые условия. У Белютина была студия - я застал её художников в 80-90-е годы, мы вместе жили в деревне. Замечательные люди. Но Белютин - мощный пассионарный мужик, и он их всех изломал. Среди них, кстати говоря, были профессионалы. Короче, команда на разрешение Белютину маленькой экспозиции должна была последовать сверху - по-иному быть тогда не могло: тогда любые большие выставки - а 30-летие МОСХ была гигантской выставкой - утверждались выставкомами, а в них работали упёртые люди, которые никогда бы не пропустили белютинцев в Манеж. Но кто-то надавил, и площадь выделили. А поскольку места уже не было, Белютину "сдали угол" в буфете. Рабочие, которые развешивали белютинские экспонаты, забастовали. Сами художники, на свою голову, развесили свои опусы и остались, причём Хрущёв, который поначалу и не собирался их посещать, поднялся наверх. Говорят, с подачи Суслова. А среди тех, кто повёл Хрущёва наверх, были уважаемые художники МОСХ - например, Сергей Герасимов.
