Литературная Газета, 6396 (№ 50/2012) | страница 3
Советская власть посадила крестьянских детей за парты, приобщила к образованию, знанию, научила мыслить честно. И они обрушили на умы читателей свой главный вопрос: о судьбах народа, о судьбе деревни, настоятельно требовавшей перемен.
Вот откуда такая степень искренности, такая боль, такая безыскусная и бескомпромиссная правда жизни в прозе Белова, Распутина, Шукшина, Астафьева, да практически всех так называемых деревенщиков, и такой авторитет её у читателей. Ведь они были "устами" исстрадавшегося народа, который, дав образование своим детям, получил возможность впервые обратиться к миру со словами правды, заявить о себе, о своей жизни, о своей душе и о своей беде.
Вот откуда у Белова, как и его учителя Шолохова, такой могучий русский язык. У Белова есть рассказ, который называется "Колоколена", в котором, рассказал мне Белов, чуть не дословно воспроизведена необыкновенная речистость его матери. Доподлинное русское слово, как и душа народа, по свидетельству прозы Белова, Распутина, Шукшина и, конечно же, Шолохова, всё ещё сохраняются во глубине России.
Шолохов однажды сказал, что в Григории Мелехове ему было важно показать "обаяние человека". "Обаяние человека", то есть красоту его души, ты ощущаешь в каждом из героев Белова и чувствуешь неизбывную любовь автора к ним, их способности любить не себя - других. Вспомним сцену прощания Ивана Африкановича с женой Катериной в повести "Привычное дело". По напряжённости и одухотворённой чистоте она вполне сравнима со знаменитой сценой прощания Григория с его Аксиньей.
Проза Белова, как и всей шолоховской школы (вспомним "Прощание с Матёрой" В. Распутина), - проза прощания с глубоко любимым и родным миром, который на их глазах, а порой и при участии, исчез уже навсегда. Вспомним в этой связи книгу "Лад" - о нормах крестьянской культуры, народной цивилизации, культуре души, формировавшихся веками.
Книги Белова, как и всех близких ему товарищей по литературному делу, писателей, в большинстве своём уже ушедших из жизни, это завет.
Шолохов силой своего гения почувствовал грозный сдвиг тектонических пластов, обратился к миру с великим романом-предостережением, на столетие опередив время. Белов, Шукшин, Распутин, Астафьев пронзительностью своего таланта также ощутили грядущие перемены. Взыскуя их, они предчувствовали и возможную их опасность. Опасность бездушия и бездуховности, глобально угрожавших миру в его алчном и безграничном стремлении к потребительству, уничтожающему человеческое в человеке, опасность растления "золотым тельцом" тех духовных и нравственных ценностей, которые веками складывались в народе в труде и обороне родной земли, служению духу, а не мамоне, как то было велено свыше, в Нагорной заповеди.