Обалдуев кричал, толпа за машиной роптала. С каждой секундой ропот нарастал, и Федор Федорович понял, что, если немедленно что-нибудь не предпринять, ропот взорвется ревом и три бывших руководителя будут сметены. Обернувшись к народу, он было поднял руку, но тут из толпы вышагнул Чапельников, звонким тенорком крикнул:
-- Тихо! -- И в навалившейся на площадь тишине обратился к бывшим правителям: -- Вы ультиматум читали?
-- Читали, -- скорчил рожу Обалдуев, словно от зубной боли.
-- И что?
-- Мы решительно отметаем все обвинения!
-- Это злостные измышления! -- притопнул подвязанной к гипсу галошей Рыбакитин.
-- Ваш ультиматум -- провокация! -- поддержал заместителя Обалдуев, а Чудоюдов взвизгнул:
-- Не вашей шайке нас судить!
-- Нас народ и история рассудят! -- вновь притопнул галошей его приятель.
-- Это ваш окончательный ответ? -- поправил пенсне Чапельников.
-- Да, -- твердо сказал Обалдуев, и три друга еще крепче сцепили руки.
Теперь уже Чудоюдов взвыл:
-- Сограждане! Мы -- ваша власть! Мы демократическим путем избраны! Вам дурят головы!..
Но осекся, потому что действительный статский советник приподнялся на носках, округлил глаза, руки от бедер оторвал и махнул ими раз-другой на бывших отцов города, как машут взрослые, выгоняя из комнаты расшалившихся детей. Губы Чапельникова прошептали:
-- Кыш.
И три друга разжали руки. Повернулись налево кругом, опустили головы и гуськом -- Обалдуев, Чудоюдов, Рыбакитин -- побрели с площади. Видно было: возле каланчи появился человек с ломом, ударил в то место, где на дверях висел замок, и со скрипом, от которого у Федора Федоровича заломило зубы, распахнул дверь.
Тихо стало на площади. Только орали галки, тучей взлетевшие с каланчи, да позвякивала цепь наперсного креста протоиерея.
-- Куда они? -- обомлев сердцем, выдохнул Федор Федорович, хотя уже все знал.
-- На каланчу, -- ответил Чапельников. -- Они сами туда дорогу выбрали. Братья по классу отправились к своим братьям.
И Федор Федорович, чуть призадумавшись, твердо сказал:
-- Нет!
-- Что "нет"? -- удивился Чапельников.
-- Нельзя, чтобы княжение началось с этого, иначе и дальше все так пойдет. Я с милости хочу начать княжить. Удел сильных и правых -- милость. -- Он повысил голос: -- Я требую!
А бывшие отцы города уже приближались к каланче. Шли они, словно арестанты, заложив руки за спину, головы уронив на грудь, и, по всей вероятности, ничего перед собой не видели, но свой шаг правили прямо на дверь, будто их туда магнитом тянуло.
