Татанов охотно согласился показать станцию. Мы поехали за город.
Вид маленького искусственно созданного водопада возбуждал неясные чувства, подобные тем, что возбуждают в душе поток горной речки, бьющий родниковый ключ, языки пламени. От водопада поток петляет несколько километров и выходит в пруды, помеченные на схеме как составная часть всей системы. В них, в этих прудах, живут караси, которых никто там не разводил. Караси, живущие в отстойниках, как бы логически завершают дело, и потому меня хотели отвезти еще и к прудам, где смешалась природа естественная и восстановленная. Но я чувствовал, что никакие силы меня не сдвинут с этого места, где рождается новая Ока...
Ни о чем я не думал.
— Можно туда руку опустить, — услышал я голос Татанова.
Я опустил руку, с трудом удерживая ладонь под напором воды. Если бы Татанов сказал: «Можно пить», — я бы сложил ладони ковшом и напился. Я посмотрел на Татанова. Татанов понимающе улыбнулся. Вежливость и терпение были в его улыбке. Я чувствовал, что несусь куда-то как шар, пущенный натренированной рукой.. Так же и до меня у этого места стояли люди и так же повиновались голосу инженера, когда он говорил: «Можно туда опустить руку...» Все они — и скептики, и привыкшие верить на слово — очевидно, приходили к одному душевному состоянию. Природа не делает различий между директорами заводов и журналистами, фининспекторами и любителями рыбной ловли. Это единое состояние я чувствовал в тех корреспонденциях, которые читал перед поездкой в Рязань. Тогда я сопротивлялся необъяснимому для меня единству людей, которые никогда не знали друг друга. И теперь Татанов терпеливо ждал моей подписи под длинным списком.
Я медлил.
Стоило, мне вернуться шагов на двести назад, и я бы снова оказался у очистителя-аэротенка, в который не то что руку опустить — деревяшку бросить страшно...
Нечего изобретать велосипед: природа может справиться даже с отходами химических предприятий. В аэротенке бактерии — живой ил, как их здесь называют, — денно и нощно пожирают грязь, которой переполнены сточные воды. Но и у этих санитаров природы есть свои пределы. По тому, как справляется живой ил с нагрузками, работники станции определяют, когда и кем превышается норма загрязнения. Природа сама и «оговаривает» условия своих взаимоотношений с человеком. Надо только дать ей такую возможность и не игнорировать поступающие от нее сигналы. Если бактерии начинают гибнуть — объявляется чрезвычайное положение. В этом случае все службы самой станции, органов здравоохранения, органов исполнительной городской власти поднимаются на ноги. Отбой тревоги дается тогда, когда нормализуется технологический цикл на предприятии-нарушителе. А это определяют по состоянию все того же живого ила. Бывало, работу предприятия приостанавливали. Исходя из данных станции биологической очистки определяют и норму технологического цикла предприятия. То, что несет природе гибель, не может считаться нормальным, какие бы сиюминутные выгоды это ни сулило. Так поставлено дело в Рязани.
