Неужели Марсель знает что-то об этой загадочной колонии, о которой столько писали и говорили не только в Чили, но и во всем мире?
Впервые название колонии «Дигнидад» появилось на страницах чилийских газет в 1966 году. Колонист Вольфганг Мюллер, которому удалось сбежать, из-под бдительной охраны, заявил журналистам в Сантьяго, что в колонии царят порядки лагеря, совсем недавно погибло несколько человек. Группа газетчиков, которая выехала в провинцию Линарес, была враждебно встречена на территории колонии, а одного фоторепортера даже избили.
— После этого инцидента правительство Чили поручило парламентской комиссии расследовать преступления в колонии «Дигнидад», — говорит Марсель. — Но ни документов, ни свидетельских показаний, кроме пресс-конференции Мюллера, не было. Скудные сведения, найденные по различным архивам, ничего объяснить не могли. Вопрос о «Дигнидад» обсуждался на заседании ЦК Коммунистической молодежи. Вспомнили, что я родился в тех местах, где находится колония. Поручение было сверхсекретным. Оперативная группа из трех человек получила строгие инструкции— ни в коем случае никому о наших планах не рассказывать.
Скоро в нашем досье появились первые данные. Руководитель колонии Пауль Шаффер оказался военным преступником, майором «люфтваффе» Полем Шнейдером. Под невинными именами гансов, вернеров, вольфгангов скрывались те, кого давно ждала виселица. На основании некоторых предположений следователь из города Парраля Эрнан Олата предъявил тринадцать мандатов на арест руководителей колонии. Однако мандаты эти оказались простыми бумажками. Вооруженные колонисты не пустили представителей власти даже на территорию «Дигнидад», Тогда и было принято решение действовать.
В наших местах колонисты появились незаметно, — продолжал Марсель. — Мой отец приехал в поселок Сан-Мануэль по найму для работы плотником на строительстве итальянской колонии. Нам дали возможность построить дом, и, чтобы расплатиться с долгами, мы пустили в качестве постояльцев нескольких немцев, работавших вместе с отцом плотниками, каменщиками, штукатурами. Особенно мне запомнился один из них, Фишер. По вечерам, закончив работу, он надевал белую рубашку, галстук, усаживался на веранде с редким по тем временам транзисторным приемником и долго слушал незнакомую речь, красивую грустную музыку. Иногда он произносил незнакомые и ни о чем не говорившие нам имена Баха, Бетховена, Гайдна.
