Господин Дэсян был зол: за те несколько дней, пока мастерская не работала, отличавшихся неуемной прожорливостью гусениц шелкопряда некому было кормить, и они погибли. Подсчитывая убытки, хозяин клял и маньчжуров, и мятежников, и мастериц, которых было невозможно заставить выйти на работу даже под угрозой увольнения.
— Хотя и голодная, но живая, — говорили они, боясь высунуть нос на улицу, где свирепствовала кровавая бойня.
Когда Мэй робко вошла в пристройку, где Дэсян сидел над хозяйственными книгами, вопреки ожиданию он не рассердился, а улыбнулся.
— Входи, Мэй. Что тебе нужно?
— Я пришла поговорить.
— Я слышал, ты выходишь замуж за старика с меняльной лавкой, — добродушно произнес он. — Ты пришла сказать, что уходишь из мастерской?
Слухи разносятся, словно пыль по ветру. Откуда господин Дэсян мог об этом узнать? Наверное, Циу, сестра Лин-Лин, проболталась женщинам, а кто-то из них шепнул хозяину! Собравшись с духом, она сказала:
— Господин! Я работаю у вас больше семи лет. Я всегда приходила на работу вовремя и испортила очень мало нитей. Я хочу попросить вас о прибавке к жалованью.
Хозяин не удивился.
— Да, это так, Мэй, ты опытная мастерица, и мне бы не хотелось тебя терять. Ты давно получила бы прибавку, как другие, если б была… немного сообразительней и смелее.
Она растерялась.
— Что вы имеете в виду?
Господин Дэсян встал из-за стола и подошел к ней. Мэй ощутила неприятный холодок, словно откуда-то-повеяло, сквозняком.
— Ты знаешь, как и из чего получают шелковую нить. Сначала разматывают внешний слой, потом принимаются за внутренний. Под упругой прочной оболочкой скрывается шелковая мякоть: ты никогда не задумывалась о том, как приятно ее обнажать, как она нежна и тонка на ощупь?
Мэй стояла, не шелохнувшись, и смотрела на него во все глаза. Хозяин раздраженно вздохнул.
— Вижу, ты меня не понимаешь. Больше мне нечего тебе сказать. Поговори с девушками, скажем, с Хун-лань или с Сяо. Возможно, они сумеют объяснить тебе все это лучше, чем я.
Мэй с облегчением поклонилась и вышла.
Когда настало время обеда, она подошла к Хун-лань и Сяо. Прежде Мэй не водилась с ними: они одевались лучше других, громко разговаривали и смеялись и казались очень уверенными в себе. Хун-лань и Сяо сидели под огромным платаном, уплетая клейкие рисовые пирожки, завернутые в листья бамбука, и оживленно переговариваясь.
Когда она приближалась к ним Хун-лань, «красная орхидея», такая же беззастенчиво яркая, как ее имя недовольно выгнула брови.
