— Чертежником я был,— начинает загибать пальцы Йозеф,— разносчиком был, в разнорабочих ходил... Безработным, конечно, тоже был. Это когда администрация узнала, что я коммунист. Потом долго не мог найти работу. Наконец посчастливилось — в Вене...
— Да что ты себя все по рукам и ногам хлопаешь? — перебивает его Вальтер, обращаясь к Вальтрауд, которую донимают карельские комары. Потом хитро усмехается и говорит: — Им же все равно не переварить твоей капиталистической крови...
Увидев наши недоумевающие лица, Вальтер и Йозеф хохочут и объясняют: оказывается, родители Вальтрауд — хозяева ресторанчика, они хотели, чтобы старшая дочь продолжила их дело. Но Вальтрауд выбрала другой путь. Впрочем, и Вальтер тоже. Его отец — служащий банка — предполагал, что сыновья изберут какое-нибудь благонадежное занятие, но оба младших Виндишбауэра стали коммунистами.
Узнав эти подробности, я отказалась от вопроса, который давно вертелся на языке: понятно было, что Вальтер и Вальтрауд не могли помнить тот Венский фестиваль четвертьвековой давности — им сейчас по двадцать шесть,— но, может быть, их родители... Нет, вряд ли. Не могли владельцы ресторана и банковский служащий интересоваться фестивалем. Буржуазная пресса о нем не писала, а коммунистическую «Фольксштимме» они, конечно же, не читали. Наш «рафик» тормозит у невысокого светлого здания. Это проходная Кондопожского целлюлозно-бумажного комбината имени С. М. Кирова. К нам подходит мастер и ведет по цехам, рассказывает об истории завода. В 20-х годах здесь была небольшая бумажная фабрика, а сегодня комбинат дает тридцать процентов всей газетной бумаги в стране. Несколько лет назад здесь была установлена бумагоделательная машина австрийской фирмы «Фойтт». Наши гости заметно оживляются: в чужой стране особенно дорого то, что связано с родиной.
— Это из города Санкт-Пёльтен,— подсказывает Вальтрауд и спешит достать фотоаппарат.
На обратном пути поначалу молчим.
— Хотите, я расскажу о моем старшем товарище, тоже коммунисте, который был одним из участников Венского фестиваля? — вдруг спрашивает Вальтер. Он словно сразу понял и мои невысказанные вопросы, касающиеся фестиваля, и желание побольше разузнать о старшем поколении австрийцев.— Назовем его просто Герберт...
В то время Герберту было примерно столько же, сколько сейчас Вальтеру и его товарищам. И праздник молодежи всей планеты был его, Герберта, праздником, праздником его друзей. Работал он тогда на стройке, но, когда узнал, что на улице Зайлерштедте ведут подготовку к фестивалю, пришел в дом № 15 и предложил свои услуги. У сотрудников постоянной комиссии Международного подготовительного комитета VII Всемирного фестиваля молодежи и студентов дел было невпроворот, так что руки Герберта пригодились сразу же. Собирались рано утром и не расходились до поздней ночи. Герберту сначала поручили получать на почте и доставлять в штаб фестиваля корреспонденцию, приходившую со всех концов планеты. Это были мешки с письмами, бандероли, посылки. Сначала Герберт возил их на велосипеде, потом пришлось прицепить тележку. Друг его, заядлый филателист, заложил тогда прочную основу своей коллекции, которая и сейчас впечатляет знатоков,— ведь послания приходили более чем из ста стран мира. Герберт подсчитал тогда, что из всех нот и текстов фестивальных песен, которые пришли в Вену, можно было бы составить интернациональный концерт, который длился бы десять дней...
