— А что такое комбинат без топлива? — говорил мне потом Сперанский. — С приходом газа вся жизнь Кара-Калпакии переменится. Возьмите Тахиаташ. Там будет завод сборного железобетона — комплекс цехов. Все будут делать: утепленные панели, металлические каркасы. А на Устюрте — только сборка. Там ведь нелегко будет, на этом Устюрте.
Устюрт. Его каменистые отроги поднимаются к северо-западу от Кунграда. Сотни километров глиняной пустыни подметает ветер, зимой — ледяной. «В такой пустыне даже врага не . встретишь», — говорили каракалпаки. И сейчас, пока здесь на сотни километров нет ни жилья, ни людей, ни воды, шоферы красят крыши кабин в красный цвет — если застрянешь ненароком в пути, самолеты разыщут.
Газа ждут не только Узбекистан и Урал.
— Просто трудно переоценить значение газа для запада Казахстана, — сказал президент Академии наук Казахской ССР Каныш Имантоевич Сатпаев, — здесь идут разработки месторождений: и железорудных, и асбестовых, и хромовых, и никелевых. А вода!
Вода наполнит пересохшие озера и реки. Газопровод преобразит суровый Устюрт, как переменит он лик пустыни, как переменит он жизнь многих областей и районов и судьбы многих семей. Все это он сделает мимоходом, по пути на Урал. Но там — севернее станции Соленой — пока еще нет трубы...
И потому я прощаюсь со строителями — ребятами участка Миши Иванова и беру в руки свой командировочный посох.
Свидимся, — говорит Миша. — Через годок, на Урале.
Ты уверен, что мы идем правильно? Впереди нет ничего, кроме пустыни.
— До Мадер-Султана все время пустыня.
Фистуа прикусил губу. Халид явно не хотел разговаривать. Дальше они шли молча, с напряженным упорством людей, которые ждут, что вот-вот за пустыней откроется перед ними земля обетованная.
Ночь наступила внезапно. Солнце исчезло, будто упало от усталости за барханом, и на землю опустилась густая тьма. О такой тьме арабы говорят: «Не отличишь черную кошку от белой».
— Надо бы нарезать веток для костра, — сказал француз.
— Вы отняли у меня нож, — возразил Халид.
— На моем месте ты поступил бы иначе?
— Нет, — ответил араб.
— Вот нож. Режь ветки.
— Этих нам хватит на час. Они горят, как солома.
Фистуа не ответил. От усталости он терял сознание. Последние съестные припасы и последняя, сбереженная с таким трудом вода... А впереди не меньше двух дней пути. Двух? Может, и трех? Кто знает?
— Впереди есть колодцы? — спросил он на всякий случай.
