А боль?.. Да. Великий эмир чувствовал боль. Он чувствовал ее почти постоянно. За долгие годы она стала частью его существа. Он так свыкся с нею, что уже не мог представить свою жизнь вне ее. Она терзала его днем, терзала ночью, терзала во сне, терзала наяву. И совсем не в давней ране, сделавшей его хромцом, было дело. Эта рана, беспрестанно кровоточащая рана его души, была получена в самой тяжелой, самой опасной и самой безнадежной битве, имя которой – человеческая жизнь. И чем больше проходило времени, чем больших высот достигал Великий эмир, тем мучительней и болезненней она становилась. Изо дня в день, из года в год в сознании Тимура крепло понимание того, что все его завоевания, все то, чего он добился, ровным счетом ничего не стоит. И что эта жизнь будет единственной битвой, в которой он никогда не сможет победить. Возможно, тесные отношения с опальными философами, а может, нечто иное, порожденное его собственной душой, посеяло горькие зерна этого тяжкого понимания, которые, пустив глубокие крепкие корни в сознании полководца, из года в год стали давать все более обильный урожай. Слышал ли Тимур о Сократе, о других великих мыслителях древности, которые всю свою жизнь пытались постичь тайну человеческого бытия, но постигли только то, что жизнь – это лишь пыль на дороге? Один порыв ветра – и ничего не осталось… Конечно, слышал. Путешественники, дервиши, факиры, ученые мужи со всех концов земли приходили к эмиру и говорили с ним о вещах, для многих недоступных. И Тимур втайне завидовал Чингисхану, которого не прельщали подобные встречи, не мучили подобные вопросы, не терзали подобные сомнения. А может быть, терзали?..
Тимур знал, какие слухи ходят о нем по миру. Они были порождением человеческого страха, который почти всегда возникает у слабого перед сильным, не более того. И, порой, играли ему на руку. Поэтому он не намеревался бороться с ними, хотя подобное положение вещей его и не радовало. Всю свою жизнь Тимур провел на острие меча. Тот, кто думает, что такой груз ответственности, какой лежал на плечах эмира, – легкая ноша, – ничего не знает о жизни. «Надевая на себя царский плащ, я тем самым отказался от покоя, какой вкушают на лоне бездействия, – говорит Тамерлан в своих «Уложениях». – Я знал состояние народа… состояние населения каждой отдельной области, – продолжает он, – Я смотрел на знатных – как на братьев, а на простых людей – как на детей. Умел приноровиться к нравам и характеру жителей каждой области и каждого города… Милосердие также имело место в моем сердце… Я всегда с уважением относился к солдатам, сражались ли они за, или против меня. Да и не обязаны ли мы признательностью людям, которые жертвуют продолжительным счастьем приходящим благам? Они бросаются в бой и не щадят свою жизнь среди случайностей… Я никогда не поддавался мстительности. Я предоставлял своих врагов правосудию Повелителя Вселенной… Добрым я воздавал добром, злых предоставлял своей участи… Открытое лицо, милосердие и доброта доставляли мне любовь народа Божия; я, друг правосудия, приходил в ужас от притеснений и жестокости…»
