С другой стороны, пьесы Шекспира действительно отражают глубокое знание их автором одной области – законов театра, что вполне естественно для профессионального актера и маловероятно для аристократических дилетантов, у которых в числе различных увлечений было и занятие драматургией. Ничего нет странного и в знании нравов двора, поведения государственных деятелей, которое обнаруживает Шекспир-актер придворного театра. Знание деталей быта и географии других стран могло быть почерпнуто не только из книг, но и из рассказов товарищей-актеров (английские труппы в те годы не раз выезжали на континент, где давали спектакли, пользовавшиеся большой популярностью). Наконец, многие пьесы Шекспира являются переделками – хотя и гениальными – более ранних пьес на ту же тему. Такой путь создания новых произведений для театра считался тогда вполне нормальным. Детали, на которые указывают антистратфордианцы, могли быть, несомненно, почерпнуты Шекспиром из пьес, послуживших для него материалом, а они в значительной своей части не дошли до нас. Эти же источники объясняют и загадку совпадений между отдельными местами в записных книжках Бэкона и пьесах Шекспира – и тот и другой, вероятно, использовали одни и те же материалы.
При внимательном анализе самые «неопровержимые» доказательства антистратфордианцев рассыпаются как карточный домик. Например, загадка памятника. Так, была подробно исследована книга, в которой памятник Шекспиру изображен в виде, отличающемся от современного. И что же выяснилось? Ее автор Уильям Дугдейл, писавший в середине XVII века, еще не питал особого пиетета к имени Шекспира. Памятник великому драматургу срисован им в числе других местных «древностей». Сравнили изображения в книге остальных памятников с их оригиналами и установили, что почтенный антиквар часто путал, очевидно, рисуя по памяти, десятки бегло осмотренных им достопримечательностей. А автор первой биографии Шекспира Роу попросту скопировал рисунок из книги Дугдейла. Таким образом, утверждение о переделке монумента превращается из почти неоспоримого факта в явную легенду. В 1725 году памятник бесспорно уже имел современный вид. Имеется также свидетельство стратфордского учителя Джозефа Грина. Он принимал участие в сборе средств на ремонт надгробия в 1749 году. В сентябре того же года, после уже произведенного ремонта, Грин отмечал, что было проявлено особое старание сохранить памятник в прежнем виде. (Однако в 1769 году писатель Гораций Уолпол отмечал, что городские власти Стратфорда «весьма сильно приукрасили Шекспира», явно намекая на переделку памятника.) Маловероятно, чтобы учитель из Стратфорда сделал публично такое заявление, не опасаясь быть тут же уличенным во лжи сотнями свидетелей, если бы памятник подвергся изменениям. Да и не было бы причин специально оправдываться и лгать: тогда еще не существовало «шекспировского вопроса». Что же до «неромантической» внешности изображенного в камне лица – что поделать: не всем удается в 52 года выглядеть аполлонами и купидонами.
